Анатолий Злобин - Дом среди сосен

— Новый, — ответил Мурашев. — Хороший водитель. Только Москву плохо знает. Из деревни.

— Москве мы его быстро научим. Правда, Кольцов? Хочешь, Кольцов, я тебя за два дня научу? По какой улице мы сейчас едем?

— Каретная, — ответил Никита.

— А куда мы едем?

— Мне все равно. Куда прикажут...

— Замечательный ответ, — восхитился вертлявый. — Тебя, Кольцов, я вижу, и учить не надо.

— Земляк Силаева, — заметил Мурашев. — Силаев его и привел к нам.

— Земляк Василия Петровича? — Вертлявый пришел в неописуемый восторг... — Так что же, Борис Николаевич. Ближе к делу. Снегопад кончился.

Мурашев протянул руку к окну.

— А снег еще лежит. Завтра весь день подбирать будем по городу.

— Снег лежит — стройка стоит, — взмолился вертлявый. — Тонны мусора скопились. Я уже и экскаватор подготовил.

— Послезавтра, — коротко ответил Мурашев.

— Без ножа режете, Борис Николаевич. А ведь на той неделе, между прочим, намечается ревизия. Если до нее не вывезу мусор, пиши пропало.

— Хорошо. Завтра выделю десять машин.

— Пятнадцать, — быстро сказал вертлявый.

— Двенадцать. Больше не проси. Как детки?

— Детки в полном порядке. Вот, просили передать вашим дочкам. — Кравчук вытащил из пальто плитку шоколада с яркими золотыми буквами «Мокко» и протянул ее Мурашеву.

— Порядок, — сказал начальник, аккуратно засовывая шоколад в карман. — Двенадцать машин будет.

— Ой-ой-ой! — вдруг завопил Кравчук. — Куда же ты меня завез, Кольцов? Я же говорил тебе — остановись у метро. Нет-нет, придется с тобой основательно изучить Москву.

Кравчук спрыгнул наземь, крикнул: «Привет Василию Петровичу. Пламенный!» — и растворился в уличном сумраке. Мурашев отодвинулся от Никиты.

— Наш главный заказчик, — строго сказал он. — Стройтрест номер два. В отдельные дни дает заявки на шестьдесят машин.

Вдали показались ярко освещенные ворота автобазы.

— Приехали, — сказал Мурашев. — Как, Кольцов, нравится работать в автобазе?

— Нравилось до получки, — угрюмо ответил Никита.

Мурашев внимательно посмотрел на Никиту.

— Что же, порядки наши не по нраву?

— Порядки-то хорошие, только беспорядков много.

— Конкретнее. Сколько ты получил?

Никита был уже не рад, что начал этот разговор.

— Сколько ни заработал — все мои. А главное, подзаработать не дают.

— Но, но, — Мурашев нахмурился, — на моей автобазе шоферов не обижают. Кто это тебе не дает?

— Хоть вы, — с вызовом сказал Никита. — Мне три рейса сделать, а я вас везу. Опять в норму не уложился.

Мурашев улыбнулся.

Самосвал въехал во двор, сделал дугу у серого двухэтажного здания и остановился, вздрагивая всем корпусом, у Доски почета.

— Спасибо, что подвез, — говорил Мурашев, грузно вылезая из кабины. — А что меня возил, запиши в путевку пять рейсов. Я скажу дежурному. За мной не пропадет. Ты это учти.

Никита почувствовал неловкость. Получилось так, будто он выпросил подачку у начальника. Теперь тот подумает, что он, Никита, только ради денег работает. Некрасиво вышло, некрасиво. Хоть на глаза не показывайся.

Комната, в которой жил Никита, выходила окнами на корпус механической мастерской. Там все время глухо шумели станки, вспыхивали синие свечи сварочных огней, освещая комнату призрачно-голубым светом. Вдоль стены стояли четыре железные кровати, между кроватями — тумбочки. У другой стены был большой стол и шкаф с зеркалом. Тяжело вздыхая, Никита посидел некоторое время на кровати — он все еще переживал неудачный разговор с начальником, — потом встал, сходил в булочную за хлебом, поставил на плитку тяжелый медный чайник.

Один за другим возвращались водители. Первым пришел Михаил Буровой, высокий, сутулый мужчина лет тридцати пяти, с длинными руками. Буровой откинул матрац, вытащил из-под него две пары брюк. Потом он стал поочередно примерять брюки, танцуя возле кровати на длинных волосатых ногах.

Возбужденный, в шапке набок, в комнату ворвался Василий Силаев.

— Веселись, шоферня! — крикнул он с порога и поставил на стол бутылку вина.

Следом вошел Николай Ирошников, тихий юноша с задумчивыми глазами. Он снял телогрейку, прошел через комнату и лег на свою койку у окна. Никита взял бутылку и повертел ее в руках, читая этикетку.

— Шапку сними, — строго сказал он Василию, ставя бутылку обратно. — В дом вошел.

Василий сорвал шапку с головы и с силой бросил ее под ноги.

— Эх, ребята, — кричал он, приплясывая вокруг шапки, — какую девушку я сегодня видел! Не девушка — мечта. У-у-у, какая девушка.

— Познакомился? — спросил Буровой, затягивая ремень на брюках.

— Ушла. Мелькнула и угасла. Растворилась в огнях большого города. — Василий опустился на табурет. — Я за ней на самосвале следовал, в кабину звал. Наскочил на красный свет, и она убежала. Но я дом заметил — найду.

— Значит, Зойка теперь побоку? — спросил Буровой, просовывая голову в голубую шелковую рубаху.

Василий с грозным видом подскочил к нему.

— Ты брось! — закричал он, размахивая руками. — Ты меня Савельевой не попрекай. Понял? Зоя — девочка в порядке. Наши с ней отношения для тебя недоступны. Ты брось...

— Да мне что, — примирительно сказал Буровой, — хоть десять Зоек бросай, мне не жалко. Я просто так спросил.

— То-то, — Василий с довольным видом отошел к столу. — Я ее завтра обнаружу. Как поедем возить снег, так я беру маршрут к ее дому.

— Не поедем завтра на снег, — заметил Никита. — Завтра на вторую стройку поедем.

— Ты откуда знаешь? — живо спросил Силаев.

Никита рассказал о разговоре между Мурашевым и Кравчуком.

— Опять простаивать будем на погрузке, — заметил Ирошников, лежавший на кровати.

— Паршивая стройка, — равнодушно подтвердил Буровой, завязывая перед зеркалом галстук. — Жуликов много.

— Ты их считал, что ли? — грубо спросил Василий.

Буровой ничего не ответил, разглядывая себя в зеркало.

— Попрошусь на снег, — сказал Василий, внезапно успокаиваясь. — Я ее найду. Выпьем по данному поводу. — Василий схватил бутылку и принялся ковырять пробку.

Буровой раскрыл шкаф, достал оттуда новое драповое пальто.

— Пока, ребята, — сказал он. — Желаю повеселиться.

— Куда ты? А выпить? — спросил Никита.

— Без меня. Опаздываю.

Силаев смотрел на Бурового, и глаза его быстро темнели. Вдруг он остыл и повернулся к Никите:

— Разве не видишь, как наш моралист вырядился. Тут он морали агитирует, а там будет ей разводить...

— Дурак ты, Василий Петрович. — Буровой стоял посреди комнаты, чистый, приглаженный, и глупо улыбался. — Мы сегодня с Машей в загс идем.

— Куда же ты, Мишка! Черт! — Силаев кинулся за Буровым, но тот уже скрылся в коридоре, а в дверях стояла Зоя. Над Зоей показалась голова Бурового.