Степан Сухачевский - У Белого Яра

О Балакшине в городе ходили недобрые слухи. Самые верные его приказчики открыто поговаривали, что ради приумножения богатства он обманет отца родного. Купцы, однако, прикусили языки, как только Балакшин стал во главе миллионного дела. В центре города, на Троицкой, в двухэтажном каменном особняке, обосновалось «Правление и контора Союза сибирских маслодельных артелей». Это не какая-нибудь там конторка лабазника, тесная и грязная, а огромный каменный особняк, со швейцаром у парадных дверей и приемной для посетителей. Здесь, среди ковров и массивной дубовой мебели, все выглядело внушительно, начиная от самого хозяина, дородного старика с пышной седой бородой.

Балакшин знал, что в городе у него много сильных врагов и самый опасный из них Мартин Тегерсен, совладелец консервного завода. Тегерсен вместе со своим компаньоном Брюлем появился в Кургане вскоре после создания маслодельного «Союза». На пустыре, у линии железной дороги, предприимчивые датчане открыли небольшой колбасный цех с бойней и холодильником. Они скупали по дешевке у крестьян скот, особенно свиней, делали колбасы; с годами расширили предприятие, приносившее большую прибыль, и стали выпускать мясные консервы и бекон.

Первое время продукция шла исключительно на экспорт, но с начала войны Брюль и Тегерсен заключили выгодный контракт с русским военным интендантством на поставку мясных продуктов для армии. Фирма стала самой могущественной в Кургане. Настоящим хозяином ее был Тегерсен, еще не старый мужчина с нездоровым лицом, хранившим на себе следы бурной молодости: дряблые мешочки под глазами, густая сетка морщин на одутловатых щеках. Нескладная сухопарая фигура датчанина все чаще стала появляться в уезде. Доверенные люди Балакшина доносили: «немец» строит маслодельные заводы. Между всесильным «Союзом» и датской фирмой началась упорная скрытая борьба, целью которой было полное разорение противника.

Внешне, однако, Балакшин и Тегерсен поддерживали хорошие отношения: их всегда можно было видеть рядом на банкетах, время от времени устраиваемых биржевым комитетом; они наведывались друг к другу в конторы для деловых свиданий. Балакшин на людях старался держаться «демократом» — этаким разбогатевшим мужичком: при хорошей погоде на службу шел пешком, носил устаревшей моды длиннополый сюртук, плисовые шаровары, заправленные в лакированные сапоги с высокими негнущимися голенищами. Зато Тегерсен любил во всем показать шик. Одевался он в черный фрак, из-под которого виднелась ослепительной белизны манишка, на улицах появлялся не иначе, как в тарантасе с кучером на высоких козлах; обедал в ресторане Дворянского собрания и хотя жил холостяком, но в доме держал полный штат прислуга.

Завидев на улице своего противника, медленно шагавшего по пыльному тротуару, Тегерсен приказывал кучеру на полном скаку осадить орловского рысака.

— Променаж совершайт? — коверкая русскую речь, приветствовал «купчишку-мужика» Тегерсен, кончиком пальцев приподнимая мягкую велюровую шляпу.

— Не гуляем, а на службу идем, — любезно отзывался Балакшин.

— Не хотит ли составит мне компаний?

— Благодарствую... я лучше пешочком. А уж коли придет охота проехаться, прикажу заложить тройку с бубенцами.

— Русский тройка с бубенец! О!

Тегерсен вскидывал белобрысые брови, чопорно раскланивался.

В революцию предприятия иностранцев-концессионеров и курганского купца стали народным достоянием. Брюль, сумевший вовремя перевести свои сбережения за границу, уехал на родину, оставив своему компаньону обесцененные акции в банке, где хранились ценные бумаги фирмы. Тегерсен же остался в России, но из Кургана исчез, скрывался, по слухам, в Омске под чужой фамилией.

Но после белочешского мятежа Тегерсен снова появился в городе, стал опять хозяином консервного завода.

Мстя за пережитые страхи и выплаченную контрибуцию, курганские фабриканты и заводчики установили на предприятиях порядки, существовавшие при царизме: был отменен рабочий контроль на производстве, разогнаны профсоюзы, введена система штрафов, рабочий день с восьми часов увеличен до двенадцати. Из подвалов были вытащены старые припрятанные вывески и торжественно водружены на фасадах учреждений. На Береговой улице, над двухэтажным зданием городской управы опять распростерся хищный силуэт двуглавого орла. Над старинным городком надоедливо плыл перезвон церковных колоколов; на улицах звучала иностранная речь; по булыжным мостовым цокали копыта рысаков, несущих в экипажах дородных барынь; в ресторанах шли пьяные ночные оргии господ офицеров...

Балакшин встретил в конторе маслодельного «Союза» своего врага с подчеркнутой любезностью: самолично помог выйти из кареты, подобострастно поддерживая его расслабленную фигуру, пока тот взбирался на высокое каменное крыльцо, провел его в кабинет и усадил в старинное кресло с плюшевыми подлокотниками.

— Да вы, Мартин Иванович, все такой же молодец! — принимая из костлявых рук гостя модный макинтош, воскликнул Балакшин.

На болезненном лице Тегерсена появилось подобие улыбки.

— Жених, право, жених! — шумно восхищался хозяин кабинета, подвигая гостю малахитовую шкатулку с набором дорогих папирос.

— Я курю сигар.

Тегерсен актерским жестом достал толстую «Гаванну». Прикурив, слегка затянулся, сердито выпятил нижнюю губу, словно собираясь расплакаться. Рассматривая гостя, Балакшин с тайным злорадством отметил, что его конкурент пожелтел лицом, еще больше вытянулся мясистый нос. «Мартышка... настоящая мартышка...».

— Мартин Иванович, я пригласил вас, так сказать, на конфиденциальную беседу... Позволите?

— Зделайт одолжений...

Тегерсен успел наполовину выкурить сигару, а Балакшин все говорил и говорил. Гость принял важную осанку, по его прищуренным глазам, прикрытым стекляшками пенсне, трудно было угадать, как он относится к тому, что слушал. Наконец, Балакшин умолк. Акционер и купец окинули друг друга оценивающими взглядами.

— Ви умный голова, господин Балакшин!.. Нам нужно поделять сфер влияния... Ви не мешай мой фирма делать мясо, а ми... как это у вас по-русски... не надо ставит ножка молоку... Так я понимай?

— Так, так, Мартин Иванович! Конкуренция невыгодна нам обоим. Да и не время сейчас враждовать.

Они радушно протянули друг другу руки. Гость начал церемонно раскланиваться, но Балакшин с деланным радушием удержал его.

— Одну минуточку...

Тегерсен вежливо склонил голову, и тучный Балакшин, приподнявшись на носки, горячо зашептал в ухо:

— Деловые люди города решили устроить банкет в честь господ офицеров. Будет узкий круг... Военный комендант, начальник контрразведки...