Павел Далецкий - На сопках маньчжурии

— Ну, Босгольм, — неопределенно сказал адмирал.

— Нет слов, Босгольм — владивостокский старожил, — торопливо проговорил Алексей Иванович, уловив с голосе Лесовского сомнение, — прибыл сюда двадцать лет назад, известный капитан, исходил все моря. Однако русского подданства не принял. А все пади на восток от Босгольма отданы американцу Генриху Куперу.

— Да, черт возьми, как это все вышло… Но теперь это уже не куперовские участки.

— Совершенно согласен с вашим превосходительством, падь уже принадлежит его жене, крещеной китаянке Марии Купер. А вот англичанин Демби отхватил всю улицу Петра Великого. А по соседству хозяйничает немец Гуммель. Это по части недвижимого имущества в городе. Что же касается торговли и промышленности, прилагаю вашему превосходительству сугубо краткий докладец.

Алексей Иванович из того же кармана сюртука извлек два плотных листа бумаги, исписанных короткими ровными строчками.

Лесовский пробежал их глазами. Нахмурился.

— Докладец составлен обстоятельно. Однако применительно к чему все это ваше изыскание и сообщение?

— Ваше превосходительство, — сказал тихо Попов, — применительно к тому, что я русский человек. Тверяк. Из Тверской губернии. Приехал сюда по собственной воле приложить силы для славы родной земли и соотечественников. Чувствую возможности. Но дорог нет. Везде немцы. В этом краю, бесконечно богатом, помогите, ваше превосходительство, утвердиться русской предприимчивости и русскому труду.

— Бесконечно богатом?! Кто вам сказал, что край богат? — неожиданно спросил адмирал.

— Ваше превосходительство, позвольте! — удивился Алексей Иванович.

— Легенды, милостивый государь! Ну кто вам сказал, что край богат?

— Я, слава богу, сам… Кроме того, общее мнение…

— Вот то-то и оно: общее мнение! А откуда взялось это общее мнение? Со слов путешественников-верхоглядов. Жили они здесь? Нет-с, не соизволили. Приехали, скользнули, изъяснились, кто на бумаге, кто изустно, и отбыли.

Алексей Иванович растерялся от неожиданного хода адмиральских мыслей.

— Разговаривал я однажды с таким путешественником, — усмехнулся Лесовский. — Приехал он сюда по служебной надобности, пробыл два месяца и зашел ко мне попрощаться. Образованнейший человек. Весьма восхищался: богатства неописуемые! Как же, видите, едучи сюда, вышел он как-то из тарантаса, а трава вокруг — выше человеческого роста! Ирисы узрел лиловые, чертополохи желтые, лилии выше колен. А вдали синие горы. Поехал дальше. И вот он уже в горных долинах. Смотрит, и глазам не верит: пробковый дуб! Рядом — грецкий орех. По черной березе вьется виноград. А за березой — японский клен. Едет мой путешественник, едва дышит от восторга. Подъехал к ручью коней напоить… В прозрачной воде под солнечным лучом застыла королевская форель! По земле ползут ветки кишмиша и точно сами лезут в рот. По горной тропе торжественно, весь в белом, спускается кореец со своей арбой. В арбе в легкой зеленой юбке и розовой кофте сидит его баба, «Изумительное богатство», — думает мой верхогляд.

Лесовский закурил, выпустил густой клуб дыма и засмеялся. Он говорил легко и с удовольствием.

— Ваше превосходительство, — сказал Алексей Иванович, — а ведь то, что вы перечислили, — сущая правда. Кроме, впрочем, королевской форели, которая, ваше превосходительство, в наших реках не водится; однако в этом я не вижу никакого ущерба для края. А все остальное перечисленное вами — сущая правда.

— Пусть и правда, а чепуха.

Адмирал стряхнул пепел с сигары и, заложив руки за спину, прошелся отчетливым шагом по комнате.

— Так-с, милостивый государь. Я все перечисленное не почитаю за богатство. Все это внешность, чепуха. Какое употребление из всего этого можно сделать? Рыбка, бесспорно, недурна. Но груба, невозможно груба. У нас в России царь-рыба: осетр, севрюга! А здесь — кета! Грубая, жесткая, хоть и жирная. Вкус, знаете ли, такой, точно траву ешь. Имеются устрицы. Но разве можно сравнить европейскую устрицу с местной? Та устрица, милостивый государь, когда вы ее проглатываете, пронзит вас, точно острием, несравненным своим вкусом, а проглотишь местную — честное слово, точно в рот положил комок грязи. Богатство есть, но не первоклассное. Для китайцев и корейцев достаточное, для нас нет. Поэтому искренне сожалею о вашем желании приложить усилия к освоению края. Тем более что капиталов нет. Вы ходатайствуете в вашем докладе о льготах, поставках, кредитах… Чепуха, напрасный труд! Где кредиты, откуда кредиты? Да к тому же русский, по моим наблюдениям, к промышленности не склонен. Это область хлопотливая, требующая исключительного напряжения. А иностранцы желают здесь потрудиться. И пусть трудятся.

Лесовский говорил весело и очень доброжелательно.

Улыбка сбежала с лица Алексея Ивановича.

— То, что вы говорите, противоречит естественным представлениям о государстве, — сказал он негромко.

— Что, что?

Алексей Иванович не повторил.

— Государство есть организация всеобъемлющая, — поучительно заметил адмирал. — Я с удовольствием выслушал вас и изложил свою точку зрения. По моему мнению, занятие, наиболее свойственное русскому человеку, — земледелие. Здесь он бесспорный поэт и победитель. Что же касается вашей просьбы о призе… что ж, этому вашему желанию могу посодействовать.

Алексей Иванович получил захваченную корветом шхуну «Миледи» с уплатой в рассрочку казне незначительной суммы.

Он ждал разговора с Линдгольмом, и разговор состоялся.

Через неделю после решения Лесовского Линдгольм вошел в контору, вынул изо рта сигару, осмотрелся и кивком головы позвал Алексея Ивановича за собой.

Молча направился он на каменный бугор сопки, взошел на него и только тогда повернулся к Алексею Ивановичу.

— Что все это такое? — спросил он, зажимая губами сигару. — Вы ничего не имели, я вам дал кусок хлеба. Вы стали кушать каждый день, и вы могли собирать себе маленький капитал, как подобает служащему. И что ж это такое? Я узнал… Я во всем вам доверял… Я всем говорил: «У меня работает честный человек!»

Он приподнял брови и пожевал сигару.

Алексей Иванович молчал.

— Я вас спрашиваю: что это такое?

— Если вы по поводу «Миледи», то я прав, — спокойно сказал Алексей Иванович.

— То есть как это — «я прав»?

— Господин Линдгольм, я прав, потому что я русский человек.

— О, я не сомневался.

— Я русский человек, — продолжал Алексей Иванович. — Как вы думаете, господин Линдгольм, может русский человек иметь преимущества перед вами в своем собственном отечестве?

Линдгольм пожал плечами.

— Преимущества? Вы должны честно зарабатывать свой кусок хлеба, вот ваши преимущества.