Анатолий Никульков - Трудное знакомство

А Валентин Петрович осторожно, точно у него болела спина, выпрямился и склонил лицо так, что не стало видно жестких глаз. Так простоял он несколько секунд, потом поднял голову и взглянул стесненно, с неловкостью. Но голос прозвучал сухо.

— Вчера у меня тоже… голова болела. Я хочу, чтобы вы были журналистом. Понимаете? Чтоб жадно все схватывали, жадно жили. Я не хочу, чтоб хоть один человек просидел в стороне от общих дел. А у вас жадности нет, Елена Сергеевна.

Елена Сергеевна, выговорившаяся, обмякшая, сидела на диване и слушала сердитые слова и тянулась к человеку, произносящему их, готовая принять от него все. Только на последней фразе у нее снова колыхнулась обида. Она перебила Кропилова:

— Я вам сразу говорила, что у меня не получается… Зачем вы меня оставили?

— Да нет, — отмахнулся Кропилов. — Все не о том вы… Скажите откровенно, почему вы пошли работать?

— Стыдно стало дома сидеть, — с вызовом воскликнула Елена Сергеевна. — Вот почему!

— И скучно, — добавил Валентин Петрович с грустной уверенностью. — Так ведь? Стыдно и скучно. Два стимула. Надоест — уйдете. Вот оно — самое страшное. Эх, как я хочу выбить из вас эту домашнюю безответственность! Ведь не забава — наш труд, Елена Сергеевна, а постоянная концентрация всех наших сил. Понимаете? Постоянная и всех!

Редактор опустился в кресло, рассеянно стал читать какую-то бумагу, которых у него всегда было много на столе, потом сказал:

— Я немного развяжусь с делами и засядем за вашу корреспонденцию. Дотянем. Материал нужный, и факты же есть, найдены. — Потом проговорил с сожалением. — Вот вы вчера убежали, а то бы мы сразу доделали. Теперь придется через номер давать.

Елена Сергеевна не сдержала улыбки, глядя на его огорченную физиономию. Она пришла требовать извинений, а он, мало того, что не извинился, еще и упрекает ее за вчерашний побег. Вот смешной, упрямый… сухарь!

Ожидая Кропилова, она достала измятые листочки своей корреспонденции, наспех засунутые вчера в ящик, и начала перечитывать. Странно, теперь статья казалась плохой. Елена Сергеевна то и дело ожесточенно нажимала перо, и жирные линии тянулись по написанным строчкам.

Скоро она сидела сбоку у кропиловского стола, касаясь локтем руки Валентина Петровича, и испытывала почти счастье. А он медленно читал, повторяя:

— Так, так… — и вдруг воскликнул — Эге, да вы сами менять тон начали! Оказывается, вас разозлить надо, чтобы дело пошло.

Елена Сергеевна улыбнулась:

— Не надо. Теперь я сама злиться буду.

— Ага. Только главное, чтобы вовремя и… не на редактора.

Он смеялся, шутил, и Елена Сергеевна чувствовала, что и у него на душе отлегло.

Валентин Петрович дочитал до конца, еще раз сказал — «так» — и посерьезнел:

— Теперь давайте думать над правильными выводами.

Он надавил кнопку настольной лампы. Вспыхнул свет, сделав уютной комнату, отодвинув в полумрак от двух склоненных голов и ряд стульев, и громоздкий сейф, и широкий книжный шкаф.

Раздался телефонный звонок. Кропилов взял трубку:

— Да. Пожалуйста, — и молча протянул ее Елене Сергеевне.

Звонил муж. В тоне его чувствовалось раздражение: уже ни один телефон в редакции не отвечает, чего они там возятся вдвоем?

Ласковым голосом, сдерживая досаду, Елена Сергеевна ответила, что встречать ее не надо — она еще задержится, что дело есть дело, — он это прекрасно понимает.

— Дети спят? — спросила она, но услышала только частые гудки.

— Значит, первое предложение… — продолжал Валентин Петрович и вдруг совсем другим тоном спросил — Может быть, лучше пойдете домой? Доверьте уж мне закончить одному.

— Нет, нет, — замотала головой Елена Сергеевна, успокаивающе положив руку на его рукав. — Давайте вместе. Никуда я не пойду.

Кончили они поздно.

— Сейчас бы в набор, да машинистки нет, — с сожалением проговорил Кропилов. — Ладно. Успеем утром.

Они вышли на широкий полукруг ступеней главного входа. Фонари вырывали из темноты только этот белый полукруг. Невидимые — шумели деревья. Прохожих было мало, и шли они торопливо.

— Спокойной ночи, Валентин Петрович!

— Спокойной-то, спокойной, — сказал Кропилов, — только я вас провожу.

— Не нужно, — пробормотала она обрадованно. — Вы устали. А мне по центру… Не страшно.

— Вот опять с редактором спорит, — посетовал Кропилов и взял ее под руку.

Елена Сергеевна шла рядом с ним и думала о том, какие они оба молодые и красивые и — какая она все же неудачливая.

— Ну чем не влюбленная пара. — Она искоса бросила на него взгляд. — Нас, наверное, прохожие так и считают.

— Действительно, — пробормотал Валентин Петрович.

Его безразличный тон задел Елену Сергеевну, она вздохнула:

— Как там мои ребятишки! Легли сегодня без меня.

— Да, — оживился Кропилов. — Я тоже сегодня ни жены, ни детей не видел.

— Вот с занятыми родителями так и живут в одиночестве, — проговорила Елена Сергеевна, на что-то сердясь. — Что там ни говорят, а женщина имеет право ради воспитания детей сидеть дома.

Валентин Петрович пожал плечами:

— Кому как, конечно… Моя жена никогда не сидела дома. А ребятишки растут хоро-ошие.

— Ваша жена не пример, — сказала Елена Сергеевна, и ей захотелось отнять у Кропилова свою руку.

— Почему? — обиделся Валентин Петрович. — Вы же ее не знаете. Нет, с выводами вам явно не везет.

Елена Сергеевна сердито рассмеялась… Ну, к чему начала этот разговор? Что ей надо от редактора?.. Но удержаться она уже но могла и с непонятным раздражением продолжала допрашивать Кропилова:

— Вы когда женились?

— В сорок седьмом, — сухо ответил тот.

— Всего пять лет женаты? Отчего так поздно?

Валентин Петрович покряхтел, покрутил головой, засмеялся:

— Вот оно, женское любопытство. А я думал, врут на женщин…

— А все-таки? — строго перебила Елена Сергеевна.

— Н-ну, не любили никого, пока не встретились. А тут — полюбили.

— Хм, полюбили, — с грустной издевкой произнесла Елена Сергеевна. — Вы верите в художественную литературу.

— Я во все хорошее верю. Только вера здесь ни при чем. Хоть верь, хоть не верь, а любишь — и все.

— Ладно, извините за любопытство, не буду больше, — сказала она как можно беззаботней. — Ну, вот и мой дом. Еще раз спокойной ночи.

— Спокойной ночи. Заслуженно — спокойной, — отозвался Кропилов, и только зубы блеснули.

Дверь открыл муж и, тотчас повернувшись, молча пошел в столовую, странно маленький и неуклюжий в полосатой пижаме. Елена Сергеевна разделась, на цыпочках прошла в кухню, чтоб не разбудить Лизу, подняла крышку кастрюли, стоявшей на плитке. Пахнуло запахом мяса и еще чего-то.

«Гуляш, что ли?» — подумала Елена Сергеевна и включила плитку.