Берды Кербабаев - Капля воды - крупица золота

— Нам еще многому предстоит поразиться… Тебе ведь известно, что мы едем не на охоту, а строить новый канал. И приниматься за такое дело можно лишь с верой в конечную победу! Я — верю. Кстати, дорогой, могу тебе сообщить, что некий Бабалы Ар-тык назначен начальником одного из строительных участков.

Нуры так весь и просиял:

— Ну, тогда все в порядке!

Они сели в машину, и она заторопилась дальше среди весенней степной красоты, раскинувшейся по обе стороны дороги, — маленьким хлопотливым майским жуком.

центре колхозного поселка уютно расположились дом и двор, ничем особо не выделяющиеся среди остальных дворов: и ограда, как у соседей, и ворота, и шиферная крыша.

А вот садик во дворе сразу обращал на себя внимание. Какие только фруктовые деревья здесь не росли: абрикосовые, персиковые, сливовые, грушевые… Вился конечно же виноград. И даже гранаты были. А в тени абрикоса хозяин в порядке опыта посадил несколько лимонных кустов.

Садик радовал глаз своей прибранностью, ухоженностью — видно было, что хозяин у него прилежный и заботливый.

Двор, дом и сад принадлежали Артыку Бабалы.

То ли потому, что он в детстве садов и в глаза не видывал, то ли потому, что остался в доме лишь с женой и в часы одиночества искал, чем бы занять себя, то ли из-за возраста — ведь когда тебе перевалит за шестьдесят, то хочется любым способом отвлечься от мыслей о близкой старости, а может, из желания подать благодатный пример окружающим, — но так или иначе, а все свободное время Артык Бабалы проводил в своем саду, рыхля землю под деревьями, срезая лишние ветви, ставя подпорки, поливая и удобряя почву. Дел ему тут хватало. Выращивал он лишь отборные сорта, и каждое дерево холил и лелеял, как изнеженного ребенка. За саженцами он ездил не только в окрестности Ашхабада или Мары, но и в Ташкент, Самарканд, а некоторые были привезены из Кара-кола.

Всем своим существом он отдавался любимому занятию. И сад сторицей вознаграждал его неусыпные заботы и старания. Весь поселок дивился на его абрикосы — сочные, крупные, они, как говорится, прямо на ветвях превращались в курагу, а на гроздьях винограда каждая ягода была с голубиное яйцо.

Бабалы, изредка навещавший отца, каждый раз предлагал ему:

— А не пора ли тебе отдохнуть, отец? Жизнь-то позади такая — на троих хватило бы. А ты еще взвалил на себя совхоз… да и сад этот. Переезжайте с матерью ко мне в Ашхабад, всем вместе все-таки легче будет жить.

— Отдохнуть, говоришь? — прищуривался Артык. — Легче, говоришь? Да какая же это жизнь? Нет, сынок, не по мне это — бока-то пролеживать.

— Найду я для тебя какое-нибудь дело.

— Вот-вот, я уж чувствую: мать за плиту поставишь, а меня — двор сторожить.

— Отец!..

— Что «отец»?.. Ведь, кроме нас, хозяйством-то твоим некому заняться. Когда ты наконец женишься, несчастный? Неужто род Бабалы на тебе должен закончиться?

— Хм… Всему свое время, отец.

— Ты свое время уже просрочил. Нет, дорогой, пока ты не обзаведешься семьей, и не жди нас с Айной в своем доме. Мы переедем лишь тогда, когда надо будет воспитывать внуков!

— Значит, в деды рвешься?.. Вот и выходи на пенсию. Когда конь стареет» его укрывают потеплее.

— Когда конь стареет — его оставляют на племя.

Безнадежное это было дело — уговорить Артыка оставить свой совхоз, свой дом, свой сад.

Впрочем, дома-то ему доводилось быть не так уж часто. Целыми неделями, а то и месяцами он пропадал в степи, на пастбищах. Хозяйство у совхоза «Каракуль» было поистине беспокойное. Овцам постоянно грозила беда, — то весна поскупится на дожди, и зной дотла высушит все вокруг, то налетит песчаная буря, то суровая зима попотчует гололедом. Чабанам приходилось не столько пасти отары, сколько спасать их от гибели. Директору совхоза в такую пору естественно было не до дома. Даже о саде своем он забывал.

Поджидая его, Айна жаловалась соседям:

— Ох, неуемный, все-то он принимает близко к сердцу. Ежели что не заладится в совхозе, так мой и не заметит, сам-то он живой или мертвый. Овца окажется яловой, так у него кусок в горло не идет. Ягненок занедужит, так мой с лица спадет, будто и на него хворь напала. И в зной, и в холод — все он со своими овцами, трясется над каждой, как над дитём малым…

Этой весной, однако, у Айны не было причин для горько-горделивых сетований. Корма овцам хватало, окот прошел — лучше не надо, Артык довольно потирал руки, настроение у него было приподнятое. И дома он проводил больше времени, чем обычно, заполняя свой досуг, правда, не отдыхом, а работой в саду. Лопата, как магнит, тянула его к себе…

Родившийся на рубеже двух эпох, Артык изведали жар сражений, и радость мирного труда. Сам он не раз говаривал, что винтовка — одно его крыло, лопата — другое.

Сейчас была очередь лопаты. И руки Артыка, сжимавшие ее, как когда-то винтовку, не знали устали. Он любил напомнить, что чем ярче блестит лопата, надраенная о землю, тем вкусней хлеб…

Вот и сегодня он с утра пораньше, еще до завтрака, схватился за свою лопату.

Вышедшая во двор Айна смотрела на него с ласковой укоризной. Не вытерпев, попеняла:

— Аю, отец, ты хоть раз можешь вовремя попить чай? Что за привычка: не успел поднять голову с подушки — тут же за лопату!

Артык прервал работу, опершись на лопату, залюбовался женой. Сколько уж лет прошло, а красота ее ничуть не поблекла. Черные волосы, правда, тронула седина. А фигура по-прежнему стройная, ладная. И глаза светятся любовью и лаской, как в молодости…

Артык, однако, привык сдерживать свои чувства. Он только улыбнулся, сказал шутливо:

— Ты, женушка, по утрам разве не причесываешься, не прихорашиваешься?.. Потому и схожа с солнышком, а не с пасмурным небом. Ну, а мне утром отрадно мускулы поразмять. Джигита работа красит… Когда я только ходить начал, опорой мне была лопата. И если она выпадет из рук — можешь списывать меня в утиль.

— Типун тебе на язык! — Айна взмахнула руками: — Работай, работай, не буду тебе мешать…

Но только она собралась уйти, как калитка распахнулась, и во двор шагнул парень в каракулевой шапке, оттенявшей смуглоту его лица, успевшего подзагореть на весеннем солнце, с черными, закрученными вверх усами, которые скрадывали резкую выпуклость его скул. Он был чисто выбрит, но глина, налипшая на полотняную рубаху и брезентовые сапоги, свидетельствовала о том, что он явился сюда с работы.

Артык и Айна не отрывали от него глаз, полных радости и нежности.

Это был их любимец, сын Мавы и Майсы, Тархан, председатель колхоза «Абадан» [3] «Абадан» — «Благополучие». .