Карпов Васильевич - Маршальский жезл

Ну и Степан, как быстро понял отца! «Стесняется своей мягкости»! - верно подмечено.

– Я на твоей кровати спал. И книги все пересмотрел, теперь твои мысли знаю, - продолжал Кузнецов. - Мать костюм твой и рубашки предлагала. Но я в форме ходил. Ты же знаешь - люблю форму!

Я слушал опустив глаза. Бывали моменты, когда вдруг спазмы перехватывали мне горло и я готов был разреветься. Как бы мне хотелось, чтоб и у него были мать и отец, дом, книги. И чем больше он восторгался нашими семейными порядками, тем тяжелее мне было слушать. Хотелось обнять его и крикнуть: «Будь моим братом». Но я не могу решиться на такое. Степан сентиментальности не терпит еще больше, чем криводушия. Я слушаю и молчу. Он говорит, а я все думаю, что сделать для утепления жизни этого одинокого, но бесконечно близкого и дорогого мне человека?

Я насторожился, когда Степан заговорил об Оле. Было какое-то несоответствие в словах и тоне.

– Красивая у тебя девушка. Мы встретили ее в универмаге. Пошли с мамой твоей купить мне носки и встретили. Очень красивая.

Говорил это Степан спокойным голосом, глядел мимо меня. Если так бросилась в глаза Олина красота, мне кажется, говорить он должен более восторженно.

– Что ты заладил «красивая» да «красивая», а как она спрашивала обо мне - волновалась? Рада была, что встретила моего сослуживца? Что просила передать?

Степан помолчал. Мне показалось, он обдумывает ответ, не хочет меня огорчать, но и врать не намерен.

– Не было таких разговоров. В универмаге, сам знаешь, толкотня, люди, как по тревоге, туда-сюда бегут. Где там разговаривать! Привет, конечно, передала.

– А письмо не написала?

– Сказала, по почте пошлет. При ней письма не было. Она не знала, что я приехал и что встретит нас в универмаге.

– Могла потом, к твоему отъезду, прийти, - сказал я то, что подумал.

– Могла, - коротко бросил Степан и поднялся.

В этом кротком «могла» я уловил и осуждение Оли, и предостережение себе: смотри, мол, Витя, не все в порядке в твоих отношениях с девушкой. Что же он не сказал? Что утаил? Да и знает ли вообще что-нибудь об Оле. Встретил один раз мельком, и все, много ли узнаешь о человеке за несколько минут? Однако холодность Кузнецова не случайна, за ней что-то скрыто. Степан понимает: его рассказ лишит меня покоя, и все же не скрыл свое отношение к Оле - не понравилась она ему! Как могло такое произойти - удивительно! Такая хорошая девчонка - и вдруг не понравилась. Не пришла с письмом для меня? Может быть, это показалось Степану обидным? Однако Оля могла быть занята: экзамены, какие-то поручения, ну, наконец, просто заболела. Нет, не понял ее Степан, разглядел только внешность - красивая, и все!

Через несколько дней получил письмо от Оли. Было в нем несколько слов и о Степане: «Встретила в городе твоего однополчанина. Неужели и ты так выглядишь? Интересно на тебя посмотреть. Просто не представляю тебя солдатом - начищенные пуговицы, сапожищи. Чудно! Друг твой мне не понравился: какой-то ваньковатый, двух слов связать не может. Неужели он действительно твой друг? Что ты нашел в нем интересного? Письмо тебе с ним не послала - показалось, он может вскрыть и прочитать. Хоть и нет у нас особых секретов, но мне не хочется, чтобы кто-то читал мое письмо…»

Оля удивила меня не меньше Степана. Какой она тоже оказалась непрозорливой! Кузнецов, этот благородный парень, показался ей вахлаком! Ну и ну! В общем, оба они не поняли друг друга. Я вспомнил о симпатии и взаимной тяге, которая иногда возникает у людей до того, как они познакомятся; у меня со Степаном так было еще на призывном пункте, когда мы в строй старались встать рядом.

И вот теперь я вижу - бывает и обратное: встретились, поговорили Кузнецов и Оля и с первого взгляда не понравились друг другу. Ну ничего, это все поправимо, их знакомство лишь начинается. Приеду домой, сведу их, узнают друг друга лучше - еще смеяться будут над своей отчужденностью.

Произошла первая стычка между Юрием Веточкиным и Дыхнилкиным. Не знаю, с чего началось. Семен едва не набросился на младшего сержанта. Хорошо, поблизости оказался лейтенант Жигалов. Он отчитал Дыхнилкина и отправил на гауптвахту. Потом вызвал в канцелярию роты меня и Степана. Взводный еще не успокоился, ноздри его нервно расширялись, глаза глядели жестко.

– Вот что, старики, - сказал лейтенант, - надо помочь младшему сержанту. Он парень хороший, но молодой, неопытный. - Жигалов поморщился, не хотел, видно, при подчиненных нелестно отзываться о командире. - К тому же характер у него кисельный. Но характер - дело наживное. Помогите своему командиру взять в руки Дыхнилкина.

Мы со Степаном переглянулись.

– Как это сделать?

– Прежде всего образцовым, безоговорочным подчинением младшему сержанту, - твердо сказал Жигалов. - Будете все до мелочей выполнять вы, это укрепит авторитет Веточкина. Дыхнилкин не осмелится пойти против всех. Ну и по-свойски, по-солдатски поговорите с Дыхнилкиным. Командование сверху, вы снизу, неужели не приведем в должный вид этого разгильдяя? Я надеюсь на вас, старики! - сказал на прощание Жигалов.

Мы не советовались с Кузнецовым, что конкретно делать. Общая линия поведения ясна - показать пример дисциплинированности.

Вспомнил я свою запись об офицерах, свои оценки их действий и способностей. Придется добавить, что эти оценки меняются в зависимости от перемен, которые происходят в нас самих.

Жигалов первые месяцы службы казался мне притеснителем, жестким человеком. Я проклинал судьбу, что угодил в его взвод. Потом лейтенант покорил меня своим трудолюбием. Дальше открылись его чистота и верность долгу. Затем я обнаружил доброту и человечность. И вот наконец такая чуткость к Юрию Веточкину.

Сейчас дело не столько в Дыхнилкине, сколько в молодом сержанте. Жигалов хочет сделать из него командира отделения, иначе говоря, берет на себя заботу о нем. А ведь мог поступить проще: вернуть неподготовленного младшего сержанта на должность, не связанную с командованием, - в полку немало таких должностей.

Удивительный человек Жигалов. Но для меня он теперь не только командир и даже не просто образец военного. Мне хочется быть похожим на него во всем.

Предварительное обучение молодых солдат закончилось. Их распределили по ротам. В наше отделение пришли трое: Климов, Ракитин и Натанзон. Они еще не подкоптились на солнце, бледненькие, нежненькие.

Почему-то у молодых смешно торчат уши. Будто настороженные зайцы - ушки на макушке! У «стариков» тоже короткие прически, но совсем не лезет в глаза лопоухость. Может, потому что им все ясно и понятно?

Пополнение у нас хорошее, ребята смышленые, бойкие. Особенно выделяется Климов. Он окончил среднюю школу, много видел, много знает. В нем нет скованности новобранца - энергичный, предприимчивый. Ему все нравится.