Карпов Васильевич - Маршальский жезл

– Вот, Аня, это мои помощники, - сказал он. - Я тебе о них рассказывал.

Она улыбнулась нам весело и просто, подала каждому руку, крепко пожала и заговорила с нами, будто мы ее давние друзья:

– Спасибо, ребята, много пришлось вам потрудиться. Надо было дождаться меня, я тоже кое-что умею делать. В комсомольском строительном отряде научилась.

– Нам хотелось поспеть к приезду, чтобы вы отдохнули с дороги, а не работали, - промямлил я, не зная, как оторвать глаза от красивой жены лейтенанта.

Хорошо, что Жигаловых пригласили пройти поближе к сцене. Мы со Степаном остались одни.

– Вот это да! - сказал он восхищенно. - Я таких еще не видел.

Да, изумительная жена у нашего Евгения Петровича! Самое поразительное для меня то, что она очень похожа на Олю. У них почти все одинаковое: и походка, и осанка, и взгляд серых глаз, и эта особенная, неброская красота лица, которая, чем больше на него смотришь, тем больше поражает. Сейчас Оля, конечно, похудее, более хрупкая, но в годы Анны Николаевны будет точно такая же.

Оля, Оля! Уходил в армию - даже не простился. А вот здесь с каждым месяцем все жарче и жарче делается в груди, когда думаю о ней. И хоть редко пишет, знаю: и она думает обо мне. Чувствую это. Молчание - это не только проверка, это сближение. Каждый день ожиданий все крепче и крепче припаивает нас друг к другу. Странно, конечно. Другие о любви говорят, поют, пишут стихи. Может быть, глупо о любви молчать? Но так вот получается. И я и она понимаем: сдержанность иногда говорит больше, чем песни, стихи и ежедневные письма. Она ждет меня… Я верю.

Ракитин сказал мне доверительно:

– Может быть, с приездом жены лейтенант наш крутости поубавит!

Я посмотрел на первогодка с иронией. Ох и трудно тебе сейчас, бедняге! Знаю по себе. В первые месяцы требовательность Жигалова казалась невыносимой. Все время, кроме сна, у него на глазах! Тебе, Ракитин, еще повезло - Волынца нет. Он школил нас посильнее! Повезло? Нет, правильнее сказать: не повезло. Не получите вы, молодежь нашего отделения, законченного солдатского высшего образования.

Нет, и это неверно: образование вы получите, но у вас оно будет обычное, а у нас, кто прошел школу Волынца и Жигалова, будет диплом с отличием, с золотой медалью! Пусть символический, но это так. Юра Веточкин хорошо вас и нас учит, но нет в нем тех стальных ниточек, которые, внедряясь в характер бойца, сплетаются в прочнейшие тросики.

Ракитину я ответил:

– Едва ли Жигалов ослабит требовательность, она в нем не сезонная и не по настроению, это его постоянное качество.

Сказал так и усомнился: верно ли? Может быть, любовь смягчает человека? А ощущение счастья делает добрее? Недаром капитан Узлов терпеть не может никаких сентиментальностей. Он враг всего, что расслабляет, делает солдат менее собранными.

Приглядываюсь к лейтенанту. В казарме он появляется, как и прежде, два раза в неделю к подъему, в остальные дни - за полчаса до занятий. На тренировочных кроссах бегает вместе с нами. Занятия проводит с обычной деловитостью и требовательностью. Вечером тренируется то на штурмовой полосе, то в спортивном городке. Нет, не сбавил накал в работе наш лейтенант!. Видимо, рассудил так же, как Степан в свое время. Не снизил, а улучшил результаты в работе и достиг этим чего хотел: убедил всех, что на службу появление жены не влияет.

Такое отношение к делу, пожалуй, не только в армии, а всюду найдет благожелательный отклик.

Вот еще один полезный вывод сделал я. Не зря говорят: солдат учится во время службы не только военному делу, но и как жить вообще.

Может быть, стыдно и глупо признаться, но несколько дней после того, как мы встретили жену лейтенанта, я ощущал тонкий аромат ее духов, и не потому, что эти духи были какие-то особенные: мне казалось, что Олина рука, которую я держал в кино, оставляла на моей ладони точно такой же приятный запах. Я вспомнил, как в романе Вальтера Скотта рыцарь получал от дамы сердца надушенные письма, и с нетерпением стал ждать очередного письма от Оли. Она, конечно, специально брызгать духами свое письмо не будет, но, может быть, оно сохранит известный только мне теплый аромат ее руки.

Письмо пришло недели через две. Конечно же, я не стал его обнюхивать в казарме, где могли меня увидеть. Это выглядело бы глупо. И вообще я рассказываю всю эту историю только потому, что она имела важные последствия.

Получив письмо, я ушел в излюбленный дальний угол спортивного городка, где чаще всего читал Олины письма. Украдкой огляделся - нет ли кого-нибудь поблизости - и поднес нераспечатанный конверт к лицу. От конверта пахло… табаком! Наверное, почтальон, объявленный курильщик, захватал письмо своими пожелтевшими от сигарет пальцами. Или долго нес в сумке своей, где хранит запас курева.

Осторожно распечатал письмо и опять поднес его к лицу. Запах был тот же - табак! Что за чертовщина? Оля не курит. Она девчонка. Откуда же этот табачище? А почему я так уверен - не курит? Мало ли девчонок вижу я с сигаретами, и не только на киноэкране, а в обыденной жизни. Может, и Оля начала курить, она студентка, не школьница, человек взрослый. Вспоминаю, как в фильмах девушки затягивались с жадностью заправских курильщиков и как, выпятив накрашенные губы, выпускали плотную струю дыма. Неужели и Оля так выглядит?

Мне стало не по себе. Смешно, совсем недавно я сам курил тайком от мамы и папы, считал: нет в этом ничего особенного, а теперь вот Олю осуждаю. Но я парень. А она девчонка. Для нее курение противоестественно. Я невольно улыбнулся сравнению, которое пришло в голову: противоестественно, как верблюду Чингисхану.

Еще раз проверил и убедился окончательно: Оля курила, когда писала мне письмо; запечатывая конверт, провела языком по клапану конверта, вот и получил я вместо ожидаемого аромата ее пальцев - табачок! Эх, Рыцарь Печального Образа! Смешно и грустно.

Дела! Значит, происходят с Олей изменения, о которых я даже не подозревал. А почему, собственно, я против этого курения? Что я, Олин папа? Мне лучше, чем кому-то, известно, что нет в этом занятии ничего серьезного - мода. Были мини-юбки - отошли. Покурят девчонки и бросят. Может быть, и так, но все же было бы приятнее, чтобы курили другие, а Оли эта мода не касалась. Надо будет еще раз исподволь завести разговор со Степаном Кузнецовым. Его неразговорчивость насчет Оли имеет какую-то связь с изменениями, которые там без меня произошли, что-то он скрывает.

Я воспользовался случаем в первый же вечер, когда остались вдвоем после ужина, спросил Степана:

– Где ты встретил Олю?

– Около универмага.

– Во что она была одета?

– Спроси лучше сразу, с кем она была.

– Ну скажи.

– Не с парнем, не беспокойся.