Ярослав Галан - Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Помыкевич. Сейчас скажу, дорогая. Прежде всего не­много дочерней почтительности, девичьей скромности, ну и не­много женского обаяния не мешало бы. Это производит приятное впечатление.

Леся. Я хотела вас спросить: а Дзуня тогда бы женился на мне?

Помыкевич. Дзуня... Да... да, я уверен в нем; Дзуня... Да... да, я уверен в нем; Дзуня тогда бы женился на тебе.

Леся (мечтательно). Дзуня стал бы моим мужем... Я бы за­сыпала, а он целовал бы мои ресницы и чуть слышно напевал: «Не питай, чого в мене заплакані очі..»

Помыкевич. Отец Румега! Садись, Леся, к машинке и пиши, да не забывай, что тут же, в этой комнате, твой будущий благодетель! Леся, от тебя зависит...

Румега. Меценату...

Помыкевич. Всеч-честнейшему мое глубокое почтение.

Дзуня. Просим, отче. Вот здесь отдохните, вот здесь мягко.

Румега (садится). Благодарю, весьма благодарю...

Помыкевич. Что ж, отч-че, мягко ли здесь сидеть?

Румега. Благодарю, очень даже мягко.

Дзуня. Всечестнейший очень устал. Не под силу же с таким здоровьем на второй этаж человеку забираться.

Помыкевич. Это вполне понятно. Надобно- подумать о том, чтобы сменить помещение, в партере куда удобнее.

Румега. Благодарю, вы очень добры... И вы, господин... Как вас?..

Помыкевич. Шуян, мой конципиент.

Дзуня. Доктор Шуян. Кандидат в адвокаты.

Румега. Ах, припоминаю. Значит, вы господин...

Помыкевич. Шуян.

Дзуня. Доктор Шуян...

Румега. Вы вспомнили о моем здоровье. Неужели оно вам кажется безнадежным?

Дзуня. Нет, нет, я не сказал бы... Тем более что я не врач, отец.

Румега. А вы скажите, как человек беспристрастный, тем ценнее будет ваше мнение.

Дзуня. Что же, отец, выглядите вы не совсем хорошо.

Румега. Вы хотели сказать: совсем плохо?

Помыкевич. Я б, всеч-честнейший...

Дзуня. Да, я хотел сказать: совсем плохо.

Румега. То-то же! А вы всмотритесь хорошенько — не видите ли вот здесь, подле носа, два зеленых пятна?

Дзуня. Где, отец?

Помыкевич. Где, всечестнейший...

Румега. Вот здесь и вот здесь. Неужели не видите?

Помыкевич. Нет, я ничего не вижу... никаких пятен...

Румега. Вы даже очень добры. Но присмотритесь хоро­шенько, вот здесь, господин...

Помыкевич. Шуян.

Румега. Вот здесь, небольшое пятнышко цвета заплесне­велых огурцов. Вот! Ну что, увидели?

Дзуня. Есть. Вот они! Два маленьких зеленых?

Румега. Да, да, как две копейки.

Дзуня. Цвета заплесневелых огурцов?

Румега. Ну да, таких, которые изнутри уже начали под­гнивать.

Дзуня. Они, они самые, отец! Только хорошенько при­смотреться надо!

Румега. На вид они ничего. Словно бы пюре из шпина­та ел, а в действительности из тех пятен смерть высматри­вает.

Помыкевич. Смерть?

Румега. Это, господа, самый верный признак медленного разложения организма, хоть как бы врачи не возражали.

Помыкевич. А может, все-таки еще не совсем худо, всечестнейший отче!

Румега. Я, меценат, совсем уже примирился с мыслью о близкой кончине, особенно после того памятного праздника, когда после третьего цыпленка что-то со мной стряслось...

Помыкевич. Словно бы струна лопнула в желудке...

Румега. Да-да! Словно бы струна лопнула в желудке!.. С той поры только ступлю левой ногой, кажется, словно бы вода в боку, ступлю правой, так под кожей от бедра до ребер что-то словно...

Помыкевич. Точно муха ползает.

Румега. Да-да, словно огромная муха ползает. С того времени я сам себя не узнаю. А знаете, господа, что со мной случилось в этом месяце? Я забыл... а ну, что, по-вашему, я мог забыть?

Помыкевич. Сделать хороший поступок.

Румега. Нет, не то, меценат.

Дзуня. Отслужить молебен.

Румега. Нечто большее. Я забыл в этом месяце о диете и не поехал в Варшаву.

П о м ы к с в и ч. Как это? Так и забыли?

Румега. Так просто и забыл.

Дзуня. При острой заболеваемости печени это очень часто бывает.

Румега. И вот теперь я одной ногой на том свете, послед­ний из рода Румегов...

Помыкевич. Это — это очень трагично — быть послед­ним в роду Румегов...

Румега. Умру, господа, а жизнь останется после меня как одна большая мука. Шагну левой ногой...

Дзуня. В самом ли деле, отец, жизнь такая мука? Мне кажется, панна Леся первая не согласится с этим...

Помыкевич. Ясно, что нет. Разве вы, всеч-честнейший, не знаете еще нашей помощницы, панны Леси?

Румега. Нет, к сожалению. До сих пор не имел удоволь­ствия. Я... я... я весь...

Дзуня. Вы, отец, себе не представляете, какая искренняя, жизнерадостная и трудолюбивая наша панна Леся. Придет время, и такая девушка всей душой послужит украинскому обществу.

Помыкевич. Конечно, панна Леся в своем роде уникум...

Леся. Господин меценат...

Помыкевич. А какая она скромная, всечестнейший отче!

Дзуня. Скромная украинская девушка с нежным сердцем, с душой спартанки. Утешение и помощь всем ослабевшим, изверившимся и одиноким.

Помыкевич. Утешение и забава всем больным желч...

Дзуня. Всем тем, у кого и... струны лопаются в сердце...

Леся. Господин Дзуня... зачем вы?..

Дзуня. Вы вполне заслужили этого, панна Леся.

Румега. Очаровательная панна Леся!..

А я забыл, зачем пришел к вам.

Помыкевич. Наверное, по делу завтрашнего митинга в Гориславе?

Румега. Митинга?.. Да, конечно! Будьте добры, может, вы, господин...

Помыкевич. Шуян.

Дзуня. Доктор Шуян.

Румега. Видите ли, я нездоров. Вот уже второй месяц только шепотом молебен служу.

П о м ы к е в и ч. Вы, разумеется, поедете, пане товарищ?

Дзуня. Исполню свой долг перед нацией.

Румега. А вы, меценат, не знаете, о чем там завтра надо будет говорить?

Помыкевич. Только что узнал, отче депутат, о красном терроре на Украине.

Румега. Что там нового? Говорят, детей на мыло...

Помыкевич. Конечно, отче, украинских детей на мыло... Живьем их варят большевики.

Румега. Живьем варят? Это интересно! (Дзуне.) А вы лучше скажите на митинге, что спервоначалу их жарят, вот так, словно шкварки на огне, а потом уже, когда корка подрумянится, посыпают сухарями с яйцом и в котел тогда- Это будет очень интересно и произведет впечатление.

Дзуня. Произведет, милостивый отец, потрясающее впечатление.

Румега. Мне хотелось еще просить... то есть предложить вам, чтобы вы поехали сегодня же и переночевали у меня в Гориславе. Моя жена, как и прежде, весьма радушно вас примет, я не могу... Не могу сам вас принять, ибо вернусь домой только завтра.

Дзуня. Это очень великодушно с вашей стороны, милости­вый отец.

Румега. Что именно? Ах, да!.. Ночуйте себе на здоровье, ночуйте! Вы чересчур скромны.

Дзуня. Нет, отец, я только счастлив, что и мой скромный труд могу посвятить борьбе с варварами востока.

Помыкевич. Я тоже, отче депутат, как сознательный украинец считаю своей первейшей обязанностью высказать наше возмущение перед всем культурным миром и потому в ближай­шую неделю устраиваю у себя большой обед, на который в первую очередь имею честь пригласить вас, отец депутат.