Константин Волков - С тобой моя тревога

— Я пойду сяду вон туда, — сказала Ольга и попыталась освободить руку, а букет приблизила к лицу, будто бы понюхать.

— Иди спокойно, — он пожал ей руку. — Чего ты, честное слово!

— Мне не хотелось бы с ними встретиться, — созналась Ольга.

— Не обращай на них внимания. Пусть себе сидят…

Василий посадил Ольгу неподалеку от буфета, под большой картиной. Она села лицом к стенке, положила букет на край столика.

Василий взял бутылку лимонада, бутерброды с колбасой, два пирожных и сел напротив Ольги. Она вопросительно посмотрела на его широкое доброе лицо с массой мелких и крупных родинок и почему-то засмущалась.

— Ешь, Ольга… Если похудеешь — разлюблю! — пригрозил он.

Ольга меньше всего верила в то, что Василий может в нее влюбиться. Она рассмеялась, довольная тем, что хоть шутя он так пригрозил ей, и взяла пирожное. Потом из зала донеслись аплодисменты, хлопанье откидных сидений, топот ног. Скоро у буфета выросла очередь, а все столики оказались занятыми.

Василий с Ольгой, увлеченные разговором, не заметили, как к их столику подошли Андрей Михайлович и директор завода. Девушка, убиравшая посуду со столиков, принесла следом две бутылки пива, тарелку с бутербродами и чистые стаканы.

Василий и Ольга предупредительно встали. Андрей Михайлович, разрозовевшийся, вытер со лба бисеринки пота сложенным вчетверо темно-синим платком. Он галантно поцеловал Ольге руку. Подобный жест для нее был непривычным: она бы вырвала руку из его сухих пальцев с длинными белыми ногтями, но чутье подсказало, что этого делать нельзя. Андрей Михайлович обнял ее за плечи и мягко, но настойчиво усадил. Дорофеев разлил вино, и мужчины стоя выпили, сказав друг другу:

— С праздником!

— А вы мне нужны будете, Лихова, — обратился Дорофеев к Ольге. — После праздника, девятого, зайдите.

— Спасибо! — в замешательстве произнесла Ольга. — Спасибо!..

— Ну-ну-ну! Спасибо потом скажете, — на полном серьезе ответил он, поняв состояние Лиховой. — Так жду. В десять… Как дела, Грисс? Рисуешь?

— Понемножку, Сергей Петрович!

— Ну, счастливо веселиться! Поедемте, Андрей Михайлович, в шахматы, а? Партию!

— Заходите, ребята! — попросил Андрей Михайлович уходя.

— Пойдем осмотрим Дворец! — предложил Василий. — Ты ведь в нем впервые.

— Нет, лучше потом… Я чувствую себя неловко. Так много людей, и будто все на меня глядят.

— Нравишься, вот и глядят, — шепнул он. — Знаешь, какая ты сейчас красивая?!

— И все-то ты врешь, Вася! Чтобы мне комплимент сделать. Я на этих каблуках как на ходулях. И ноги вот здесь болят, — она провела ладонью по икрам.

— А мне еще отвозить артистов в колхоз. Ты поедешь со мной?

— Угу…

Они вышли из буфета в вестибюль.

— Я цветы забыла, — спохватилась Ольга.

Василий вернулся к столику, а она встала около колонны.

— Молодчина, Олька! — услышала она знакомый голос и увидела в толпе смеющееся лицо Риты. — Сейчас я до тебя доберусь! — Рита ящеркой проскользнула в толпе. — Танцы наверху начинаются, пойдем! А то всех кавалеров расхватают! Держи мандарины! — Девушка критически оглядела Ольгу и осталась довольна: — Молодец! У тебя, знаешь, есть стиль! Пойдем наверх, парни все закачаются, как тебя увидят!

— Я не одна, — сказала Ольга.

В это время Василий вернулся с букетом и протянул его ей.

— Ого! — воскликнула Рита. — Первая жертва есть! Здравствуй, Вася, с праздником! Пошли танцевать скорее!

— Ты танцуешь? — обратился он к Ольге.

— Когда-то танцевала… давно…

— Пойдем?!

Она покачала головой, приблизила лицо к лицу Василия и прошептала, чтобы не слышала Рита:

— Туфли… чужие. Хочешь, потанцуй, а я здесь подожду.

— Ты иди, Рита, — сказал Василий. — Мы пойдем картины смотреть… У нас целая Третьяковская галерея. Свои художники рисовали, заводские! — предложил он Ольге.

Они переходили от картины к картине, но Ольга была невнимательна и почти не глядела на полотна.

— Посмотри вот на эту, — Василий остановился перед большим полотном.

На нем был изображен обувной магазин. На переднем плане на табуретке сидел солдат. У его ног стоял кирзовый сапог, из голенища которого свисала портянка. Солдат примерял остроносую черную туфлю. На прилавке лежали закрытые и открытые коробки, молоденькая продавщица держала в руках наготове еще одну туфлю, коричневую. За примеркой наблюдала пожилая женщина с кошелкой в руке.

— Ну, как? — спросил Василий.

— Ничего, — ответила Ольга. — Демобилизовался, выходит, солдат…

— Что с тобой? Ты как себя чувствуешь?

— Хорошо…

— Завтра на демонстрацию пойдем. До города на машинах, а там — с колоннами. Праздник только начинается. После демонстрации группа туристов в горы едет. Я повезу. Поедем, а?

— До завтра дожить еще надо, — сказала Ольга и вздохнула. — Все равно праздник кончится. А потом опять эта посуда…

— Работа есть работа! Она никогда не кончается. Иначе как же, — сказал рассудительно Василий.

— Я не о том. Слишком хорошо было сегодня. Так не будет никогда больше, наверное…

Позднее они опять мчались в автобусе через осенние поля и сады, уснувшие селенья. Только что народившаяся луна мчалась с ними наперегонки по беззвездному небу. Девушки из колхозного ансамбля пытались дремать, склонив друг другу на плечи головы с блестящими черными косами, обернутыми вокруг пестрых тюбетеек. Юноши, устроившиеся на заднем сиденье, все еще бодрствовали, тихо выстукивая мелодию на дойре.

Потом Василий привез Ольгу к общежитию. Ни в одном окне двухэтажного здания не было света. Они постояли несколько минут в подъезде. Он обнял ее — хрупкую, устало-послушную, неловко гладил прядки волос, падавших на лоб, целовал губы, пока они не стали теплыми, щеки, волосы, глаза.

— Спи иди, — сказал он наконец. — Иди спи… Праздник только начался…

— Цветы завяли совсем… Жалко… — заметила она.

На следующий день уже в семь утра у подъезда стояли автобусы и грузовики, украшенные бумажными цветами и кумачом. В один из грузовиков уложили Красные знамена, завоеванные в соревновании, флаги, лозунги, портреты и транспаранты. Автобус Василия захватили парни из духового оркестра.

— Я с девочками, — сказала Ольга просительно, чтобы не обиделся Василий.

— Хорошо! Машины сзади колонны пойдут. Но как пройдем мимо трибун, так в машину! Ты ела что-нибудь? Постой-ка, на вот, денег возьми.

— У меня есть, Вася… Я же зарплату получила позавчера. Ты не боишься ко мне подходить? Болтать не станут про тебя, с кем, мол, связался?..

— Я, кроме автомобильной аварии, ничего не боюсь. Мне ужасно хочется поцеловать тебя сейчас, знаешь?

— Ты с ума сошел! — воскликнула она испуганно.

— За тобой? Да?