Константин Волков - С тобой моя тревога

— Да… Хоть тысячу!

— Это деловой разговор! — засмеялся он и побежал к машине.

— Чего он подходил? — спросила Валя у Ольги.

— Ничего, так…

— Девчонки, вы просто ничего не знаете! — воскликнула Рита. — Они вчера… — и зашептала что-то на ухо Вале и Любе, хитро поглядывая на зардевшуюся Ольгу.

— А что? — сказала рассудительно Валя. — Чем не пара? Молодец, Ольга! Грисс — парень что надо.

— Ладно вам, — сказала Ольга. — Хватит, да! А тебе, Ритка, я всыплю: своих не продают!

— Тили-тили тесто, жених и невеста! — пропела тоненьким голоском Люба, и Ольга рассмеялась.

…Демонстранты шли медленно, иногда останавливаясь. Тогда быстро образовывался круг, и они танцевали под духовой оркестр и пели песни. А Ольга два раза успела сбегать до разукрашенного Васиного автобуса.

Вот колонна прошла мимо длинного высокого забора бывшей тюрьмы: на углу уже не было башни с деревянным грибом, а над запертыми воротами висело красное полотнище. Ольга прочитала:

«Здесь к Новому году будет открыта Первая городская объединенная больница».

Ольге, полмесяца назад вышедшей из этих ворот, новая надпись была гарантией того, что прошлое больше не повторится, не вернется. Ни тюрьмы, ни суд, ни допросы, ни торопливые и осторожные поиски того, что плохо охраняется от воровских рук. С прошлым покончено. Все!

— Здесь, да? — тихо и многозначительно спросила Валя и бережно взяла Ольгу за руку, как будто помогала слепому перейти через узкий мост.

— Здесь тоже, — ответила Ольга. — Ох, как-нибудь я вам расскажу, девочки! Это ж надо было! Теперь мне ход туда закрыт. Больница там, понимаешь?! Начальник тюрьмы товарищ Турсунходжаев сказал тогда: теперь сюда только с температурой. Без конвоя, значит!.. Здорово, а?

— Чудная ты какая-то эти дни! — рассмеялась Валентина. — Ты как монета, которая в земле долго пролежала. Заржавленная вся монета, заплесневелая — не поймешь, и цена-то монете какая? А потерли монетку — засияла! Золотая монета-то!

— Уж ты скажешь — зо-ло-тая!..

— Да хоть медная! Главное — чистая! И цена понятна. Это — главное! Каждый должен знать, какая ему цена. Ну, и другим!..

Даже самые большие праздники кончаются. Кончился и этот. О нем напоминали еще не снятые с фасадов зданий гирлянды разноцветных лампочек и флаги, полотнища лозунгов, протянувшиеся через дороги от дерева к дереву, от столба к столбу. Дворники сметали с мостовых и тротуаров к обочинам мертвую листву, мятые «подарочные» пакеты, жестяные пробки от лимонадных и пивных бутылок, бумажные стаканчики из-под мороженого.

Ольга проснулась оттого, что испугалась во сне. А чего — она не могла понять, даже когда открыла глаза. В комнате было темно. Она вспомнила, что через каких-нибудь два часа ей надо идти к директору. Зачем же он все же вызывает? К добру ли?

За завтраком она призналась:

— Боюсь, девочки!

— И чего бояться? — сказала рассудительная Валя. — Если бы хотел разнос учинить, ну, поругать за что, так сегодня и вызвал бы, не в праздничный вечер.

Настасья встретила Ольгу настороженно. Она считала, что во всех бедах, свалившихся на столовую, виновата эта новенькая. Надо же! Из воровок ведь, а навела инспекцию: сняли заведующую, кладовщика, шеф-повара. Судить будут — черт с ними! Не больно и жалко. Досадно, что в ведро уже не сунешь кусок от ляжки или грудинку. Предупредили, что скоро и помоев нельзя будет унести: при столовке свиней решили откармливать. Когда Ольга сказала, что надо идти к директору, Настасья пожала плечами:

— Иди… Предупреди нового заведующего, что пошла.

У Дорофеева сидели Стародумов и смуглый худощавый человек, горло которого было тщательно закутано теплым шарфом. Ольга остановилась перед стулом, на котором сидела в свой первый приход в этот кабинет.

— Здравствуйте, Лихова, — ответил Дорофеев на ее несмелое приветствие. — Садитесь.

Она неуверенно опустилась на стул и сложила на коленях руки.

— Не успели обжиться, как в передрягу попали, — сказал Дорофеев, и Ольга опустила голову. — Ну, а вы были молодцом во всей этой неприятной истории. Слышите, Ольга Петровна!

— Не вы с девчатами — эта шайка еще какое-то время жирела бы за наш счет, — добавил Стародумов.

Ольга сидела, по-прежнему не смея поднять головы. Справедливости ради она должна была сказать сейчас, что меньше всего хотела «продавать» столовских, что навели на них комиссию девчата, да дружинники помогли, а она ни при чем. Но Ольга не решалась перебить начальство.

— Вот зачем я вызвал вас, товарищ Лихова, — продолжал директор. — Через полтора месяца мы запустим новый цех. Сейчас идет сборка оборудования. В цехе будет работать только молодежь. Большая группа молодых рабочих уже уехала на такие же, как наш, заводы учиться работать на совершенных машинах. Сейчас выяснилось, что в этом цехе даже засыпать удобрения в мешки и зашивать их будет машина… Таких у нас раньше не было. Управлять ими никто не умеет. Что вы скажете, если мы пошлем учиться управлять такими автоматами вас?.. Это Андрей Михайлович мне позавчера подсказал, признаюсь вам в этом. Сам не додумался. Но и девчата тоже за вас, когда я их спросил. Валя Орехова будет работать в новом цехе, просила, чтобы вас к ней в смену… Ехать недалеко, двое суток… Есть мнение, что нечего вам мыть тарелки! Старушечье это дело, Ольга Лихова!

«Ехать?! Куда-то надо ехать? Когда все так хорошо стало складываться в нескладной жизни — уезжать от добрых девчат, из теплой посудомойки, от Василия?! Может, это за то, что так получилось в столовке? Так я-то здесь при чем? Сам Турсунходжаев сказал, что за мной никакой вины нет», — думала Ольга.

— Что молчите, Лихова? Соглашайтесь! — обратился к ней Стародумов. — Образования, правда, у вас маловато, восемь классов, а к нам идут теперь с десятилеткой. Но если захотите — все пойдет и у вас на лад.

— Не справлюсь я, — в надежде, что передумают эти трое, сказала Ольга. — И образование, вот сами говорите…

— А я верю, что справитесь! — возразил молчавший до сих пор Каюмов. — Верю и беру вас. Рабочим человеком станете, — он говорил тихо, держась рукой за горло. — Правильно сказал Сергей Петрович — пусть тарелки-марелки бабушки моют. Когда посудомоечный автомат поставим на кухню — тогда бабушек на пенсию, а молодого техника к автомату… Мыть посуду, подметать улицы — не профессия. А вам надо думать о профессии. — Он устал говорить, закашлялся и махнул рукой: дескать, и говорить-то не о чем, все давно ясно.

— Боюсь… Будто послать больше некого!.. Сами сказали, с десятилеткой надо, — протестовала Ольга.

— Я эти зашивочные машины знаю. Видел! — произнес Каюмов. — Захотите — справитесь. Так как же, решайте! Хотите быть хозяйкой умной машины?