Адыл Якубов - Тревога

— Забирай хоть весь парник! Были бы трубы…

Тогда-то, «достав» трубы, Мутал посоветовался с Муборак и распорядился отпраздновать Первое мая.

Ведь все равно — какая работа в праздник? А еще он решил во время угощения рассказать колхозникам открыто, без утайки, о всех трудностях, призвать их к организованности, выдержке. Такой разговор и е самом деле получился, когда люди расселись за праздничные столы. Колхозники, конечно, и сами уже знали о беде, беспокоились за посевы в Чукур-Сае. Поэтому после решительного слова Мутала они единодушно высказали готовность помочь — только дай команду!

Стычка с шофером? Да, стычка была, как раз перед тем, как Мутал собрался в горы. Верно, в этот день он поехал в горы и уже там узнал о несчастье.

Мутал принадлежал к той категории людей, которые ни минуты не могут быть спокойными, когда чувствуют за собой ответственность или готовятся к трудному делу. Наверное, поэтому, выступив перед колхозниками в самый разгар веселья, Мутал вдруг почувствовал, как властно потянуло его в Чукур-Сай. Он не вытерпел — сказал об этом парторгу.

— Вот и хорошо! — обрадовалась Муборак. — Я тоже поеду с вами. Оттуда свернем на Кок-Булак, поздравим чабанов на ферме. А тут Палван останется.

Через полчаса они уже были в Чукур-Сае. Мутал хотел приблизительно наметить трассу будущего арыка, поэтому они проехали до русла высохшей речки, а оттуда свернули- на Кок-Булак. Там, недалеко от родника, в лощине располагалась молочная ферма — та самая, которую Мутал собирался перевести в Чукур-Сай.

Они рассчитывали провести там с полчаса, но чабаны запротестовали: «Не отпустим, пока не поужинаем вместе. Праздник же в конце концов!»

Мутал не решился отказать и до ужина пошел к роднику. Долго сидел он под древним, широко раскинувшим кряжистые ветви талом. Дерево почти засохло и все же густо покрылось молодой листвой. Корни его омывались водами родника. Мутал с тоской глядел на глубокую чашу Кок-Булака. Родник, обычно кипевший, будто огромный котел, и выбрасывавший более двухсот пятидесяти литров ледяной воды в секунду, теперь мирно булькал. Слабая струя, не более тридцати литров, убегала в ущелье.

Подвел Кок-Булак! И хорошо, что все-таки намечается выход!

Мутал отошел в сторонку и растянулся на нежно-шелковистой, по-весеннему свежей траве.

Не то что в Чукур-Сае! Здесь, в тени гор, было даже прохладно. Пряный аромат молодой мяты ударял в нос и, казалось, вместе с кровью растекался по всему телу. Мутал очень любил мяту, и мать, когда была жива, часто пекла ему самсы — пышные, в мягкой корочке пирожки с мятной начинкой.

Он долго лежал на спине, провожая глазами редкие облачка, похожие на лепестки цветов яблони. Точно так же в детстве любил он подолгу глядеть на небо, взобравшись на холм неподалеку от дома. То были годы войны, и маленький Мутал чаще всего мысленно рисовал в небе изобретенные им самим самолеты, неуязвимые для врага. Эти самолеты громили фашистов с воздуха, а сам он потом отыскивал на земле своего отца, пропавшего без вести.

…Да, неповторимая это пора — детство! Кажется, до чего тяжелой была жизнь в годы войны, а все-таки воспоминания о детстве навсегда останутся светлыми, радостно-волнующими. Безмятежное, незабываемое время! Не то что теперь — одни заботы…

Мутал повернулся на бок. И тут на горизонте, где гряды холмов, точно волны, убегали к низине, показался человек в белой рубахе, на белом коне. Он то взлетал на холм, то пропадал в лощине, будто парус на волнах моря.

Мутал сразу догадался: это один из чабанов, недавно ускакавший в кишлак за вином к праздничному столу.

Вскочив на ноги, Мутал бегом пустился вниз по склону. Подошвы сапог скользили на плоских камешках, незаметных среди густой травы. Приблизившись к ограде, он увидел Муборак, выходившую из юрты, крикнул весело:

— Вино на горизонте!

— Зато ужин на столе! — засмеялась она. — Идите полюбуйтесь.

Видимо, она сама хлопотала и на кухне и у стола — смуглое лицо разрумянилось, и еще более оживленными, чем обычно, казались большие темные глаза под сросшимися бровями.

Вдвоем они вошли в юрту. Все было готово к празднеству: пол устлан коврами, у стен подушки. А посреди, на низких столиках, составленных звездой, — блюда с жареной бараниной, гусями, курами. Стопками сложены еще теплые, с тонкой румяной корочкой лепешки, только что извлеченные из тандыра — земляной печи.

— Замечательно! — похвалил Мутал. — Я всегда думал, что партийная работа — ваше призвание, но сейчас…

— Уж не собираетесь ли назначить на кухню? — снова засмеялась Муборак.

— Будь в моей власти, сделал бы опыт.

Они стояли, перешучиваясь, у входа в юрту. И оба одновременно увидели, как всадник в белой рубахе скатился с ближайшего склона, скрылся на минуту в кустарниках, потом показался совсем близко. Вот он спешился; ведя коня в поводу и не сняв ковровый хурджум — переметную суму, торопливо зашагал к усадьбе. Копь казался заморенным до предела, а у парня рубаха прилипла к мокрой спине, и на загорелом широком лице его Муталу почудилось беспокойство. Несколько чабанов подбежали к прибывшему; он им стал что-то возбужденно рассказывать. Почуяв недоброе, Мутал тоже направился к парню. Откуда-то сбоку подошел старик табунщик, сказал, не глядя в глаза председателю:

— Чабаны собрались… И трактористы подходят. Подавать плов?

— А что он там рассказывает? — кивнув головой в сторону прибывшего, спросил Мутал.

— Да… Поесть-то ведь надо! — Старик махнул рукой, отвернулся.

В это время к юрте подошли остальные. Все по-чему-то молчали. Заговорил опять старик:

— Машина, которую ты, председатель, в район отпустил… Она и перевернулась. В лощине за Чукур-Саем… — Потом он подошел к Муталу, добавил тихо: — Поезжай скорее, сынок. Может, успеешь…

Мутал отпрянул от старика, машинально расстегнул пуговицы на вороте рубашки. Над горами, там, где село солнце, облака сгустились и потемнели, края их окрасились в багровый цвет. Только теперь Мутал почувствовал, как похолодало в долине.

Около юрты собрались женщины, табунщики, подошли трактористы. Шофер председательской машины Тахир наливал воду в радиатор. Один из чабанов поил лошадь парня в белой рубахе. Сам он стоял в стороне. Мутал жестом подозвал его.

— Есть жертвы?

Тот склонил голову, тяжело вздохнул.

— Ну?.. — Мутал почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

— Женщина эта, молодая… — Парень переминался с ноги на ногу, пряча глаза от председателя. — Бригадир то есть…

— Шарофат?!.

— Вот-вот… Вроде при смерти. Остальные трое ничего. Всех уж в больницу отвезли.

Ничего не видя вокруг, не чувствуя под собой Ног, Мутал сделал несколько шагов к машине. «Шарофат! — стучало в мозгу. — Шарофат при смерти!..»