Адыл Якубов - Тревога

Усто крепко пожал ему руку широкими ладонями, потемневшими и потрескавшимися.

— Доброго здоровья, брат! — произнес он звучным голосом, слово «брат» выговорил по-русски — и сейчас же смутился, сдвинул темные брови: — Ай, простите, секретарь-ака! Очень уж привык к этому слову…

— Усто-ака, что вы? Слово-то ведь хорошее!

— Э!.. — Усто махнул рукой. — Бывает, что и хорошее слово, да не к месту, брат…

Все рассмеялись. Муминов пригласил приехавших к чаю. Он с интересом приглядывался к Усто — слышал о нем уже немало, но встречались они только второй раз. Имя Усто Темирбека сделалось известным в районе прошлой весной, когда он организовал первую и единственную в своем роде «бригаду аксакалов» [10] Аксакал — «белая борода» — старейшина; уважительное наименование старика. . С месяц назад Муминов навестил его бригаду здесь, в Чукур-Сае. Тогда-то и познакомился с Усто. И теперь он был рад, что тот пришел вместе с Муталом. Муминоэ думал, не откладывая, в присутствий Усто поговорить обо всем, но старик, едва поздоровавшись, заспешил:

— Ну, мне пора!

— Не торопитесь, побеседуем, Усто-ака.

— Некогда. Вы., ведь сразу не уедете?

— Пока нет.

— Значит, зайду еще. — Старик переглянулся с Муталом. — Зайду попозже. Обязательно поговорим, брат… Ай, извините, товарищ секретарь! Все брат да брат…

Улыбаясь в курчавую бороду, он вышел. Через секунду опять застрекотал мотоцикл. Сквозь щели палатки Муминов видел: старик уселся на мотоцикле так, как сидят рослые люди на осликах, — подобрав ноги, подавшись вперед, — и покатил по дороге.

Муминов привычным жестом пригладил поредевшие седые волосы на темени и обернулся. Мутал полулежал на охапке соломы, уставившись на чайник, стоявший, перед ним. Тонкое лицо со впалыми щеками почернело, обросло щетиной. Черные густые брови сошлись к переносице, ноздри крупного с горбинкой носа то и дело вздрагивают. Карие глаза смотрят непривычно строго, даже настороженно.

Вот каким он стал сейчас, две недели спустя после их последней встречи! Сидит замкнутый, суровый, какой-то неприступный.

А тогда, полмесяц а назад, он был совсем другим — подвижным, энергичным. То и дело громко смеялся, непринужденно шутил с людьми. Что же вызвало в нем такую перемену? Сознание собственной вины? Или тяжесть горя тех, кто пострадал?

— Ну, что молчишь? Я слушаю, — прервал затянувшуюся — паузу Муминов.

У Мутала надломились черные прямые брови, он отвернулся, уставился в угол.

— Что я скажу, Эрмат Муминович? Такое вот несчастье…

Неожиданно для самого себя Муминов ощутил прилив негодования. «Не смей раскисать! — захотелось крикнуть. — Сплоховал — возьми себя в руки!» Но Мутал опять взглянул ему в глаза — строго, недоступно. Этот взгляд обезоруживал. Муминов подсел к нему, положил руку на плечо.

— Друг мой. — Он сам удивился, услыхав дрожь в собственном голосе. — Я тебе верил, как самому себе… Расскажи мне, как все это произошло? Зачем ты затеял той в такое время? И вообще, что тут происходит наконец?

«Рассказать все? — мысленно повторил Мутал. — Разве словами перескажешь? Эти четыре дня точно четыре года…» Но от ответа не уйти. Мутал выпрямился:

— Хорошо, я расскажу.

Да, не будь праздника, аварии могло бы не случиться. Но не устроить первомайский той для колхозников Мутал не мог. Во-первых, еще в начале апреля, когда колхоз блестяще завершил сев хлопка и через неделю на полях показались дружные, радующие глаз всходы, Мутал во всеуслышание дал слово как следует отпраздновать Первое мая всем колхозом. А во-вторых, Мутал решился на этот шаг — пусть это выглядит странно! — в связи с той необычайно тяжелой обстановкой, которая сложилась из-за Кок-Булака.

Уже с начала весны Мутал смутно догадывался: с Кок-Булаком что-то неладно. Собственно, это было не ново — старики предупреждали уже третий год подряд. Но каждый раз находилось объяснение: зима сухая, снегу в горах мало. Однако в эту зиму снега выпало много, и Мутал не терял надежды, что с потеплением Кок-Булак наберется сил. Но наступил март, потом необычайно жаркий апрель, снег в горах быстро таял, а уровень воды в роднике не только не повышался, но продолжал падать. Наконец, дней через пять после того, как приезжал Муминов, Мутал понял: нужно что-то предпринять. Нечего заниматься самообманом.

Но прежде следовало установить причину странного поведения Кок-Булака.

Догадка пришла неожиданно. Дело в том, что уже несколько лет километрах в шести от Чукур-Сая разрабатывались залежи свинцовой руды.

За это короткое время возле шахт вырос городок рудокопов, весь из алюминия, стали и стекла. Городок небольшой, уютный, как-то не по-здешнему Красивый. Жители предгорных и степных кишлаков рассказывали о нем с восторгом: «Куколка, а не город!»

Известный в области гидрогеолог, главный инженер водхоза, которого Мутал срочно привез к Кок-Булаку, высказал предположение: воды родника по трещинам в известняке уходят в шахты. И действительно, начиная с прошлого года из шахт выкачивали около двухсот литров воды в секунду. Мутная, грязная вода бесцельно уходила в русло высыхающей к лету речки.

Правда, шахты располагались значительно ниже Кок-Булака, но это лишь подтверждало догадку, что их питает единый, гидравлически связанный водоносный пласт.

В этом не осталось никакого сомнения, после того как Мутал сам побывал у шахтеров. Они подтвердили, что недавно напор воды резко усилился й теперь они вынуждены откачивать ее интенсивнее.

Вот тогда и пришло единственно возможное решение: воспользоваться этой водой! До русла высохшей речки, куда уходили мутные воды шахт, было самое большее километра четыре. Если как следует организовать людей, использовать механизмы, арык можно прорыть за пять-шесть дней. Но вот еще задача: как перебросить воду через сухое русло речки?

Случись это в иное время года, располагай Мутал временем, можно было бы придумать что-нибудь другое. Но сейчас оставалось одно средство — трубы. Их нужно было штук тридцать, не меньше.

Мутал сперва обратился в рудничный комбинат.

Но оказалось, что труб — сорокадвухмиллиметровых и толще — очень мало и у самих шахтеров, а главное, они настолько дефицитны, что без специального разрешения из центра дать их колхозу нельзя.

Два дня ходил Мутал по реем инстанциям, побывал у главного инженера и директора комбината, звонил в центр, в управление. Объяснял, умолял. С ним соглашались, но разводили руками — помочь не могли.

И тут, когда Мутал готов был отчаяться, прибежал муж Муборак, бригадир строительной бригады в Чукур-Сае Рузимат, горячий и честный парень, можно сказать, влюбленный в Мутала. Он сообщил: один — из крупных хозяйственников берется помочь. Условие? Килограммов сто свежих помидоров, столько же огурцов из парника на праздничный стол и поручение в Госбанк. Впрочем, поручение на перечисление стоимости труб можно выписать после праздника. И Мутал — он этого не думает скрывать — махнул рукой: