Михаил Соколов - Грозное лето

— Вот кого надлежало назначить на должность командующего Северо-Западным фронтом. Жилинский, ради холуйства перед Жоффром, готов в петлю лезть, не считаясь ни с какими потерями в нижних чинах и офицерах. Николаша плохо знал своих генералов, а Янушкевич и рад был подставить Жилинского, хотя-ты, кажется, хотел назначить на эту должность Брусилова. Не так ли?

Царь все с той же неохотой ответил:

— Брусилов предполагался быть назначенным на должность Самсонова. Однако теперь поздно говорить об этом.

— Но Самсонов не умеет командовать! — с возмущением произнесла царица.

— Александр Васильевич умеет командовать, что и доказал в маньчжурскую кампанию, но ему не помогает Ренненкампф. Как не помог и в маньчжурскую кампанию, — невозмутимо ответил царь и опять пыхнул дымом.

Но царица и не заметила его и продолжала:

— Ренненкампф принудил восьмую армию неприятеля к бегству, а Самсонов все еще топчется в районе Сольдау. Разве этого недостаточно для того, чтобы его заменить?

— Великий князь Николай Николаевич не станет его заменять в такое время, когда бои на фронте второй армии Самсонова принимают кризисное состояние.

Вырубова заметила: царицу передернуло при упоминании имени великого князя Николая Николаевича — и подумала: «Наступил на больную мозоль. Чтоб знала свой шесток и не совала бабский нос в государственные дела. Десять лет сует, это же ужас!»

Царица обидчиво, если не назидательно, сказала:

— Ты — верховный вождь России и армии и можешь повелеть Николаше все, что ты считаешь благоразумным. Прости меня, я женщина, но я — твоя жена и царица и хочу быть тебе полезной во всем, мой дружок. А мне кажется, что Николаша слишком много присвоил себе прав и обязанностей. Ты должен был за одно польское воззвание сделать ему замечание. «Заря новой жизни занимается для вас» — так, кажется, он писал полякам? Какая может быть «заря» для быдла — не понимаю.

Царь словно и не слышал последних ее слов и сказал:

— Его высочество честно исполняет свой долг перед престолом и отечеством и с божьей помощью одолеет врага.

О том, что «Воззвание» к полякам утвердил он, — не сказал.

Царица продолжала свое и спросила:

— Ты ничего не ответил на вопрос о Берлине, мой дружок; фон Мольтке прислал новое командование восьмой армией, откопав в Ганновере Гинденбурга. Эта старая рухлядь давно все перезабыла, и ты мог бы воспользоваться таким благодарным случаем и обрушиться на него всеми силами Ренненкампфа и Самсонова прежде, чем он освоится с делами Притвица. Как ты полагаешь?

Царь сидел, как каменный идол, и курил и, казалось, вовсе и не слушал, что ему говорят, а Вырубова следила за ним, как кошка за мышью, и говорила ему: «Не отвечай. Молчи и не отвечай. Она разболтает всем при дворе».

Царь поймал ее тайный взгляд и ответил царице общей фразой:

— Его высочество и намерен наступать всеми силами.

— И когда, когда это произойдет? Говорят, что пруссаки находятся от Парижа в нескольких километрах. Это правда? — не унималась царица.

— Правда. В двухстах с небольшим верстах.

Царица вздохнула и печально произнесла:

— Мой бог, сколько безвинных людей страдает от этой ужасной войны! Говорят, немцы заточили, — она впервые произнесла слово «немцы», — во дворце в Нюрнберге маленькую герцогиню Люксембургскую, Марию! Какой позор!

Царь продолжал молчать и уже закурил вторую папиросу, а недокуренную первую отнес к столику, на котором стоял графин с сельтерской, и ткнул ее в хрустальный поднос ожесточенно, нетерпеливо.

Царица наконец подняла глаза, увидела, что он курит новую папиросу, и сказала сердобольно:

— Я понимаю, тебе трудно, мой дружок, одному приходится нести тяжкий крест войны, как главе России, но ты вели своим военным, чтобы и они разделили с тобой эту горькую ношу. И еще вели полковым священникам, чтобы они проповедовали солдатам, что победа еще не означает грабежей и что чужая собственность тоже является священной и неприкосновенной. Мне хочется, чтобы во всех странах к нашим солдатам относились не только со страхом, но с уважением и восхищением. Эта война должна быть здоровой и должна пробудить застоявшиеся благородные мысли у каждого.

И тут царь сказал негромко, но достаточно вразумительно:

— Дорогая женушка, царю можно лишь советовать, но не повелевать.

И встал, давая понять, что разговаривать более не намерен. Потом отнес стул на место, к стене, рассеянно посмотрел на развешанные всюду портреты и расставленные там и сям безделушки и произнес:

— А не прогуляться ли мне немного? Погода прекрасная.

Лицо Вырубовой загорелось румянцем: после прогулки царь обычно навещал ее, но она сделала вид, что не придала его словам значения, и продолжала вышивать свои инициалы гладью, крупно.

А царица повинно произнесла:

— Извини свою болтливую женушку, но я всего лишь хотела помочь тебе своим маленьким участием в страданиях России, — а в уме продолжала: «Не любит он меня. Мой бог, что я должна, что обязана еще делать, чтобы вернуть его уважение и любовь? Он до сих пор не может простить мне, что я была равнодушна к нему в первые годы замужества, и ревнует к Гене. Или до сих пор не может простить моего увлечения генералом Орловым? Но господь наш всевидящий свидетель, что то была детская любовь. Это далеко не то, что его связь с этой мерзавкой, балеринкой Кшесинской, которой он построил дворец. Слава богу, что ее подобрал великий князь Сергей Михайлович, не то я сошла бы с ума».

И сказала:

— Зайди к бэби, — имела в виду наследника, — прогуляйтесь вместе. Погода действительно чудесная.

— Бэби катается на автомобиле.

— Ах да, я и забыла. Что-то хотела еще сказать тебе и тоже забыла. Да, о сыне нашего друга: Ники, солнышко мое, говорят, ты намерен призвать в действующую армию ратников второго разряда? Это правда?

Царь уже готов был уходить, но задержался, посмотрел на нее в полном недоумении или осуждении и ответил:

— Его высочество великий князь Николай Николаевич пока ничего мне не говорил. А почему тебя это интересует?

— Сын нашего друга, Дмитрий, состоит в ратниках второго разряда. Если его призовут — это будет трагедия для Григория Ефимовича и всей его семьи. Единственный сын и кормилец все же.

Царь подумал немного и сказал более чем равнодушно:

— В призыве ратников второго разряда в действующую армию пока нет необходимости, так что у Григория Ефимовича нет причин волноваться…

— Благодарю, мой дружок, — произнесла царица действительно благодарно и переглянулась с Вырубовой, как бы говоря: «Напрасно мы просили Сухомлинова и открыли ему свои карты. Узнает его красавица Катрин, проболтается в своем салоне, и весь Петербург будет наводнен гадкими сплетнями по моему адресу. А у нее там всякая шваль околачивается, начиная от Андронникова и кончая бесчисленными родственниками. Ненавижу. Всех! Весь этот Петербург!» — заключила она и спросила, желая задержать царя: — А быть может, лучше сыграешь с нами в домино, мой дружок? Мы показали бы, как надо играть с дамами.