Михаил Соколов - Грозное лето

— Шлиффен и Вальдерзее совали мне под нос свои идеи обороны на востоке и наступления на западе. Против Франции только! А Англию и в расчет не принимали, словно ее и нет, словно король Георг уже отдал богу душу. А Георг — двоюродный брат Николая, во-первых, и самый коварный монарх — во-вторых. Это он сказал два года тому назад: «Если Германия решит сравняться с английским флотом, англичане потопят каждый германский корабль, который попадет в их руки». А мои адмиралы и генералы полагали, что лорды Грей и Асквит, как и Китченер, всегда неизменно готовы с нами лобызаться. Наивные у меня адмиралы и генералы, равно как и дипломаты, и я не буду удивлен, если Жоффр преподнесет мне свинью, а не Париж, — опять расхаживая по кабинету, говорил Вильгельм недовольно, зло.

Мольтке как бы очнулся. «С больной головы на здоровую переносите неудачи, ваше величество, потому что вы-то прекрасно были осведомлены о наших планах. А об Англии обязаны печься ваши дипломаты и морское министерство, ибо в Англии нет обученной и повинной армии, а с милицейскими солдатами мы уж как-нибудь справимся», — подумал он, но сказал иначе:

— Нам осталось до Парижа пять хороших переходов, ваше величество, и вопрос о его падении — это вопрос дней. Россия же, как вы и соблаговолили говорить на коронном совете, вступила в войну неготовой, это ее галлы толкают в спину, и случайные успехи фон Ренненкампфа ни о чем не говорят. Людендорф остановит русских, уверяю вас, а может статься, и выгонит из пределов Восточной Пруссии. Они очень болтливы, русские командиры, и мы знаем, что они намерены делать.

— Они что, докладывают вам о своих намерениях? — недовольно спросил Вильгельм, раздосадованный тем, что Мольтке прервал его.

— Нет, разумеется, но они не делают секрета из своих директив, которые наши разведчики и простые телеграфисты с успехом перехватывают.

Вильгельм бросил на него острый взгляд и ничего не возразил, будто растерял все мысли. И наконец спросил:

— Вы знаете Гинденбурга, генерал Людендорф?

— Это тот, который участвовал в осаде Седана, ваше величество? — по-солдатски не очень тактично спросил в свою очередь Людендорф.

— Тот, что обставил меня на военных играх, будучи командиром четвертого армейского корпуса, — как бы шутя ответил кайзер.

И опять Мольтке удивился. Гинденбург действительно обставил Вильгельма на военных играх, проходивших под его, кайзера, командованием, двинув свой корпус против «противника» с неожиданной стороны и вынудив кайзера признать свои командирские просчеты. И ни для кого не было секретом, что именно поэтому кайзер отправил его на покой три года тому назад и начисто «забыл» о нем, когда назначал командующих армиями и корпусами. Какие шутки шутит кайзер, вынужденный обстоятельствами согласиться с его, Мольтке, представлением о назначении командующим восьмой армией именно Гинденбурга?

Но Мольтке не был бы Мольтке, если бы сказал об этом.

— Тот, что участвовал в сражении при Седане: фон Бенкендорф — по родительской линии и фон Гинденбург — по линии жены. Его величество соблаговолили пошутить.

Вильгельм сделал озабоченную гримасу и спросил:

— Ну-с, вы готовы, генерал, к исполнению новой должности, я надеюсь?

Людендорф ответил твердо и без тени сомнений:

— Готов, ваше величество, и постараюсь оправдать ваше монаршее доверие и остановить русских.

Вильгельму это не очень понравилось, и он спросил:

— Постараетесь или остановите?

— Остановлю, ваше величество, — произнес Людендорф так, как будто все уже решил и все обдумал.

Кайзер прошелся по кабинету, увешанному картами, посмотрел на карту Восточной Пруссии и произнес не очень удовлетворенно, а скорее холодно и официально:

— Благодарю, генерал. Именно для этого я и назначил вас начальником штаба моей лучшей армии. Командующим я назначил к вам фон Гинденбурга, с которым прошу вас быть предусмотрительным, не очень на него полагаться, но и не унижать его. Здесь я надеюсь на ваши штабные и полевые знания и позиционный опыт, равно как и солдатское мужество и командирское искусство, проявленное вами при штурме Льежа. За это я удостоил вас высочайшей награды, ордена «Пур ля Мерите», «За заслуги», который я и вручу вам.

— Безмерно рад, мой кайзер, ваше величество, и благодарен за высокую честь и за оценку моих скромных успехов в ратном деле, — произнес Людендорф взволнованно.

Приколов орден к его походному френчу, кайзер продолжал:

— Я желаю вам новых, столь же блестящих побед на востоке. Вы должны изгнать русских из Восточной Пруссии и избавить дорогих моих подданных от страданий этой ужасной войны.

— Можете быть спокойны, мой кайзер, ваше величество, я исполню свой долг и ваше монаршее повеление, — ответил Людендорф железным тоном, не колеблясь.

— Я ожидал от вас этих слов.

Мольтке был доволен. Все прошло так, как ему и хотелось, и он постарался поскорее увезти Людендорфа к себе в штаб, а уж там сказал с легким укором:

— Я, разумеется, согласен с вашими словами о том, что русских следует разгромить, но так вдруг обещать это императору все же рискованно, Эрих. У него слишком хорошая память на такие вещи. Но коль уж вы сказали это, давайте вместе обсудим, с чего начинать. Начнем пока с того, что остановим отступление северной группы армии и поможем фон Шольцу в отражении атак Самсонова. Он, по всей вероятности, нацелился на Остероде, а это — смерти подобно. Поэтому корпус фон Франсуа следует немедленно передислоцировать к Шольцу на его правое крыло и помочь ему отогнать наревскую армию за Нейденбург — Сольдау. На большее мы пока не имеем права рассчитывать. Корпуса Макензена и Белова не трогайте, пусть постоят в ожидании, что будет делать Ренненкампф. Если он продолжит наступление, они остановят его. Если он будет стоять, упоенный успехом при Гумбинене, — он такой, тщеславный русский немец, — тогда Макензена и Белова можно будет направить вот сюда, на Бишофсбург — Ортельсбург, на Алленштейн, на перехват центральных корпусов Самсонова.

Он говорил и чертил на бумаге, не на карте, а на чистом листе бумаги, возможные варианты движения корпусов восьмой армии, а Людендорф наблюдал за ним хмуро, сосредоточенно и думал: что-то его кумир, граф и генерал Мольтке-младший, стал неузнаваемым. Или император задал ему порядочную трепку за паникерство и нерасторопность Притвица? Но ведь главная война на западе идет преотлично — неужели император испугался частного успеха русских на востоке?

Мольтке, не поднимая глаз, продолжал:

— Теперь, когда и Англия вступила в войну против нас, наше положение, Эрих, кардинально изменилось: мы оказались перед альтернативой — или наступать на западе и обороняться на востоке, или громить Россию и обороняться на западе. Атаковать на оба фронта нас не хватит, ибо Россия — это море солдат. Вы помните, что при Шлиффене разыгрывались на штабных учениях варианты разгрома неманской и наревской армии порознь. Так будем действовать и на этот раз. Обе русские армии нам и сейчас не осилить: русские разгромят нас.