Юрий Сбитнев - Костер в белой ночи
- Название:Костер в белой ночи
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Советский писатель
- Год:1975
- Город:Москва
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Юрий Сбитнев - Костер в белой ночи краткое содержание
В романе и повестях Юрия Сбитнева рассказывается о жизни приокских деревень и далекого Северного края. Автор с любовью повествует о родной России, о людях труда, которые берегут свою землю, растят хлеб, добывают пушнину, размышляют о прошлом и настоящем, с надеждой смотрят в будущее.
Не скупясь, ярко и самобытно рисует Ю. Сбитнев картины природы, будь то широкая, спокойная Ока или далекая, затерявшаяся в бескрайних глубинах тайги стремительная Авлакан-река.
Костер в белой ночи - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Глеб Глебович выключил мотор, и этот гром и каменный звон вырос до небес, ему откликалась и вторила тайга.
— Пройдем? — напрягая до предела голос, крикнул Глохлов.
— Пройдем! Вода большая, — откликнулся Глеб Глебович, и голос его утонул в грохоте, только губы беззвучно шевелились.
Перед самым порогом, где бешено кипели волны, Глеб Глебович срезал лодку в ýлов, сплошь забитый шугою и всяким плавучим мусором.
Снова взревел мотор, и лодка стремительно промчалась узким каменным коридором, как на ухабах подпрыгивая на бурунах. От мелкой водяной пыли одежда мигом залубенела, а когда, щелкнув днищем по угонистой волне, вошли в мертвое плесо, чуть прихваченное тонкой пленкой льда, то лица и руки тоже залубенели.
От чума к берегу, радостно взлаивая, кинулись собаки. Как и тогда, вечером, на прежнем месте горел костер, и Глохлов, окинув все вокруг взглядом, вздрогнул. У чума, прикрытый выгоревшим брезентом, лежал Многояров. Отсюда, с реки, майор хорошо видел его большие растоптанные сапоги с крупными латками.
Степа, выпрыгнув на берег, чалил лодку.
— Что, получше и прикрыть нельзя было? — неожиданно выговорил Глохлов подошедшему Анатолию.
— Презент шибко маленький. Нашалник шибко большой. Сапсем кудой презент, — жалобно повинился Анатолий.
Тихонечко подошла и встала виновато рядом с внуками Дарья Федоровна.
— Сапсем кудой презент, — сказала тихо. — Голова больной, серсе больной, все плачет и плачет о Многояркове… Большой беда, Клоклов, большой.
Старушка вздыхала, качала головой, по лицу ее было видно, что немало и поплакала. И по всему получалось так, что это она не уберегла Многоярова.
Глохлов вышел на берег и, стараясь не глядеть в лица эвенков, переживая свой выговор Анатолию, разминал затекшие ноги.
Фельдшер Кузьма Иннокентьевич, бледный, — он плохо переносил реку, — прижимая к бедру старенький, вытертый до белизны саквояж, пытался выйти из лодки, но при каждом ее покачивании снова садился на банку. Ему помогли Егоров и Глеб Глебович, под руки вынесли на берег.
— Пойдемте, товарищ майор, — прошелестел он слабым заплетающимся шепотом, и Глохлов только сейчас заметил, как стар фельдшер.
«Старика ночью, в такую погоду тащили. Так и не уберечь можно! А что сделаешь?» — подумал Глохлов.
Пошли к чуму. Ледок на одежде пообтаял, и сырость подбиралась к телу.
Вокруг за ночь нападало много снегу, но брезент, под которым лежал труп Многоярова, был чистым. Дарья Федоровна стряхивала с него снег.
Кузьма Иннокентьевич приступил к осмотру трупа. Пуля вошла в правый висок и, раздробив затылочную кость, вышла над левым ухом. Выстрел был произведен сбоку и чуть снизу. Смерть наступила мгновенно.
— Разденьте, пожалуйста, — сказал Кузьма Иннокентьевич, тяжело поднимаясь с колен и худенькой ручкой растирая себе поясницу. Обратился он почему-то только к Глохлову. При его просьбе Глеб Глебович и Егоров разом отвернулись.
Глохлов присел над Многояровым и начал раздевать его. Делал он это осторожно, будто бы боясь причинить боль. Свитер и тельняшка, подмокнув кровью, пристыли к телу, и их пришлось разрезать. Пока Глохлов раздевал труп, Кузьма Иннокентьевич грелся, попросив у Дарьи Федоровны чаю. Он держал кружку двумя руками, с шумом прихлебывал из нее и, чуть скосив маленькую головку, по-птичьи наблюдал за Глохловым. Глеб Глебович с Егоровым ушли в чум и что-то бубнили там вполушепот, расспрашивая, вероятно, о случившемся Анатолия. Степа как мог помогал Глохлову, а Дарья Федоровна сидела на корточках, в головах трупа, курила, и по лицу ее часто-часто бежали слезы.
Когда уже Многояров лежал на брезенте раздетый, Глохлову захотелось прикрыть его, чтобы не мерз на ветру. Следов каких-либо повреждений на теле не было.
Глохлов досматривал вещи Многоярова. Егоров делал опись. Из нагрудного кармана гимнастерки вынул бумажник. В нем несколько фотографий, вложенных в целлофановый мешочек, плотно перехваченные резинкой, удостоверение, детский рисунок — маленькие кораблики плывут в синем море, четыре письма из дому: ровный, мягкий и крупный женский почерк, ломаный, еще не установившийся мальчишеский и совсем детский, с красивыми заглавными: отдельно отложено письмо старшей дочери — почерк похож на руку отца…
В полевой сумке топографические карты, карта аэрофотосъемки, график восходов и заходов солнца вплоть до декабря, тетрадь в клеенчатой обложке, исписанная до конца; колонки цифр; расчеты, чертежи, рисунки. Еще тетрадь, даже не тетрадь — крупный блокнот.
— Блокнот… Нет, запиши — блок-тетрадь в кожаном переплете… Чистая, — продиктовал Глохлов. — Книжка «Из записок революционера», автор — Кропоткин, издание 1928 года, «Прибой».
— Чего прибой? — спросил Егоров. — Папиросы?
Глохлов повертел в руках тоненькую книжицу. Ее вместе с другими принесли ему на память внуки умершего местного учителя Дрыгина. Многояров взял ее еще весною с собой в маршрут: «Почитаю в непогодь, на лежках».
— «Прибой»? — Глохлов еще раз осмотрел книжку. — Издательство, наверное. Пиши в кавычках «Прибой», Ленинград.
— Понятно, — откликнулся Данилыч, низко склонившись над листом бумаги.
В полевой сумке больше ничего не было.
«А где же дневник? — подумал Глохлов, переглядывая разложенные друг подле друга вещи. — Должен быть дневник».
— Евстафий Данилыч, позови Почогира.
Эвенки все трое вошли в чум, присели на корточки у входа.
— Тут еще должна быть тетрадь, — сказал Глохлов.
— Ест тетрад. Вот он, — Степа посунулся куда-то влево от входа и протянул Глохлову раскрытый, в черных капельках на развороте рабочий дневник геолога. — Он на ногах валялся, вот так валялся, — сказал Степа.
Глохлов взял тетрадь, пристально вгляделся в разворот. На полях стояло время записи и всего лишь несколько фраз. Одна незаконченная.
— Когда ты услышал выстрел? — спросил Глохлов Анатолия.
— Однако, сэсть часов и пять минут, однако.
— Почему так точно знаешь, однако? — удивился Глохлов.
— Я часы клидел, однако, — Анатолий вытянул руку, показывая золотую «Ракету» на запястье. — Там стрельнул, а я часы клидел. Запомнил…
В дневнике стояло время — 18.00.
— Ты на выстрел сразу побежал?
— А то как!
— Сколько туда бежал?
— Двасать минут. Ясно, однако!
— И никого там рядом с Алексеем Николаевичем не было?
— Не было, однако.
— И ничего ты не заметил!
— Почему не заметил? Заметил. След заметил. В тайгу след бежал, шибко бежал. Шибче меня бежал. Ошен боялся, так бежал.
— А ты откуда знаешь?
— Соображать надо! След был! — Анатолий попробовал раскурить загасшую папироску, и Дарья Федоровна, согласно кивая головою, поднесла ему спички.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: