Вера Морозова - Дом на Монетной

Мария Петровна с грустью смотрела на его разгоряченное лицо.

— Слышали, как отправляли студентов в Москве?! В Сибирь гнали университетских добрую сотню. Перевезти политических из Бутырок — дело не легкое! Изменили даже порядок отправки. Раньше на партию уголовных разрешалось двое политических, а теперь идут специальные составы. К вечеру в «сборную» Бутырок сводили политических. Шум, крик, неразбериха. За порядком следил губернатор! Злоумышленников, студентов в тужурках, сквозь строй полицейских проводили к тюремным каретам. — Балмашев поморщился, словно от зубной боли. — Каторжники казались безобидными детьми в сравнении со студентами!

— Откуда все эти подробности, Степан? — спросила Мария Петровна, желая дать ему время успокоиться.

— Слухами земля полнится! Студентов усадили в кареты… Оконце с решеткой на крыше… Карета — гроб, вернее, фура собачников! На козлах — конвой! За городом арестантов погрузили в товарные вагоны. Духота, смрад! Конвойный офицер словно оглох, когда его попросили открыть окна. Тогда студенты пригрозили разбить стекла кандалами…

Мария Петровна слушала молча. Саратовский комитет поручил ей передать деньги, теплые вещи…

На станции появились усиленные наряды полиции. Цепью выстраивались вдоль перрона, оттесняя публику к зданию вокзала. Мария Петровна поднялась, подошла к городовым.

— Разве не дозволено встречать московский поезд?! — гневно спросила жандармского ротмистра.

Ротмистр, в длиннополой шинели, перетянутый портупеей, повел плечами, посмотрел нагловатыми черными глазами и ответил скороговоркой:

— Завтра, мадам! Завтра… Проходите… Освободите помещение.

Балмашев зло рассмеялся. Действительно, бравый ротмистр усердствовал не в меру.

— Мои родственники приезжают сегодня… Завтра они будут за Уралом… Не потешайте людей своим прилежанием!

— Слишком много родственников развелось! — огрызнулся ротмистр.

Мария Петровна, вскинув голову, демонстративно прошла сквозь цепь городовых. За ней студенты, курсистки. Цепь смяли. Публика стала на краю перрона, нетерпеливо поглядывая на стальные рельсы, сливавшиеся вдали. Возвышалась красная водокачка с деревянной вышкой. Тоскливо перекликались рожки стрелочников. Издалека донесся густой гудок паровоза. Все пришли в движение. На лацканах пальто, на шинелях, на тужурках заалели красные банты. Из крохотных муфт курсистки вынули букеты первых подснежников. Появился дежурный в форменной тужурке, на серебряном шнуре болтался свисток.

Над паровозом клубился кольцами дымок. Слышалось тяжелое сопение. Прогромыхав колесами, выпуская струи пара, поезд замер у перрона.

К вагону третьего класса кинулась толпа. Запыхавшись от быстрого бега, Мария Петровна схватилась руками за холодные решетки. Приблизила лицо к стеклу. Все они, обросшие, запыленные, сливались для Марии Петровны в одно лицо — смеющееся, белозубое, озорное…

— С каких факультетов? — громко прокричали из-за ее спины.

— Химики!

— Технологи!

Городовой саженного роста шагнул к вагону. Мария Петровна, вцепившись в решетку, просила:

— Товарищи, опустите окна! Здесь для вас передачи! — И, повернувшись к жандарму, прибавила: — Мой брат в этом вагоне… Нужно отдать теплые вещи, провизию…

Окно опустили. Но у окна торчали стражники, из тех, кто сопровождал студентов в Сибирь. Незадача! Но что это?! Стражник получил увесистый толчок от веснушчатого студента. Ура! Стражника оттащили. В окно полетели свертки, книги, пакеты с продуктами.

— Господа! Господа! Прошу от поезда! — Ротмистр широко раскинул руки. За ним все тот же городовой саженного роста.

— Гоните прочь царских опричников!

— Долой рабов!

Вагон грохотал. Ротмистр засвистел. Из вагона, в котором нарастал шум, высунулось почти до половины молодое веснушчатое лицо. «Староста», — решила Мария Петровна.

— Песню! Песню! — стараясь перекричать гул, посоветовала она.

Студент понял, засмеялся, поднял руку и запел сочным баритоном:

Дружно вторил вагон. Песню подхватили на перроне:

Городовые испуганно забегали! Скандал! Политический скандал! Песня, революционная песня! В окне вагона рядом со студентом вырос конвойный офицер. Черноусый, со сросшимися бровями. Начал уговаривать веснушчатого студента. Тот отрицательно встряхивал головой. Потом неохотно поднял руку. Песня смолкла. В неожиданной тишине лишь вздрагивал стальным телом паровоз.

— Господа! Прошу прекратить пение! Очень прошу! — выдавил конвойный офицер.

— При одном условии, — заметил весело студент, — городовые будут удалены от вагонов… Нам предоставят возможность проститься по-человечески с родственниками!

— Только без эксцессов! Господа, без эксцессов! — простонал ротмистр, не вытерпел и добавил ядовито: — Родственники в каждом городе, на каждой станции.

Мария Петровна видела, как отступили городовые, освобождая место у окон, как ретировался конвойный офицер. Она встретилась взглядом с глазами городового саженного роста, злыми, ненавидящими.

— Спасибо! Спасибо, братья по борьбе! — кричал веснушчатый студент. — Нас частенько на запасные пути принимают! Только шила в мешке не утаишь! И на запасных ждут! Саратовское начальство сплоховало, приняло на первый путь…

— Товарищи! — кричал рабочий в засаленной брезентовой куртке. — Товарищи!

Лицо его Мария Петровна разглядела плохо. Черное, замасленное. Выделялись сверкающие глаза, в густых ресницах. Метался по перрону разгневанный ротмистр. Шныряли шпики. Свистели городовые.

— Мало вас, голубчики! Народ-то уж очень темен! — шепелявил купец, схватив студента за руки.

— Ничего, папаша! Светлого народа с каждым днем становится больше!

— Неужто законы, окромя царя, будет Дума издавать!

— А как же, браток, с царями-то?! — доносились до Марии Петровны отрывки разговоров. Она передала пакет с деньгами, получила письма для отправки, и теперь среди этого грохота и гвалта осматривалась по сторонам. Кланялись женщины низко, отрешенно, как издавна на Руси кланялись арестантам. К начальнику станции подбежал ротмистр. Зло что-то выговаривал. Начальник взглянул на часы, недоуменно развел руками. Сдвинув на затылок фуражку, поднял вымпел дежурный. Паровоз дал слабый гудок. Загромыхали буферные тарелки. Поезд откатился назад, словно собираясь с силами, и упрямо застучали колеса. Степан Балмашев, размахивая фуражкой, бежал за вагоном.