Вера Морозова - Дом на Монетной

Кто-то засмеялся. На него зашикали. Вновь установилась тишина, которую уже давно Мария Петровна не встречала на вечерах. Воронцов был удивлен:

— Ваши выводы бездоказательны! Ваши утверждения голословны! Покажите, что дает право утверждать подобные вещи! Где ваши работы… Я выстрадал свои убеждения…

— Нельзя злоупотреблять такой несуразностью, как историческое первородство! — не утерпела Яснева, привстав с подоконника.

По залу пробежал смешок. Воронцов овладел собой и с излишней медлительностью, явно сдерживаясь, возразил Ульянову:

— Люди, заинтересованные в водворении буржуазного порядка, ежечасно твердят крестьянству, что виновата во всем община и круговая порука, переделы полей и мирские порядки, потворствующие лентяям и пьяницам…

— По мнению марксистов, причина не в общине, а в системе экономической организации России. Дело не в том, что ловкие люди ловят рыбу в мутной воде, а в том, что народ — это два друг другу противоположных, друг друга исключающих класса! — возвысил голос Ульянов.

Ульянов говорил быстро, свободно. Его слушали.

— Турнир отцов и детей! — прошептал восхищенно сосед Марии Петровны, погружая пятерню в густые вихры.

— Молодая буржуазия у нас действительно растет. — Воронцов подчеркивал слова круглыми жестами. — Выразить ее численность пока трудно, но можно думать, что численность уже значительна!

— Совершенно верно! Этот факт и служит одним из устоев марксистского понимания русской действительности, — удовлетворенно подхватил Ульянов, прищурив карие глаза. — Только факт этот марксисты понимают совершенно отлично от народников!

Владимир Ильич, полный задора и силы, спорил веско. С блеском. Симпатии большинства были на его стороне. Воронцов заметно нервничал…

— Близость народничества к либеральному обществу умилила многих, даже моего уважаемого оппонента. Из этого делается вывод о беспочвенности русского капитализма… — Ульянов шагнул вперед. — Близость эта является сильнейшим доводом против народничества, прямым подтверждением его мелкобуржуазности!

Воронцов вскинул короткие руки:

— Как вы смеете!

Спора Воронцов не выдержал. Сел, провел платком по лицу. Поднесли стакан воды. Он жадно выпил, стараясь не глядеть в сторону Ульянова. Яснева с трудом пробралась к Ульянову, пожала ему руку.

— Пожалуй, пора! — проговорил он. Вынул часы, щелкнул крышкой: — Ого!

Они прошли в переднюю. Там среди вороха вещей с трудом разыскали пальто. Он подал пелерину девушке. Раскопал зонтик. Лицо его было спокойно. Одни глаза выдавали волнение.

— С кем это я спорил? — озадачил он Ясневу.

— С Воронцовым! Забыла вас предупредить!

— С Воронцовым?! — удивленно приподнял брови Ульянов. — Что же не сказали?! Не стал бы так горячиться!

— Признаете его заслуги? — Девушка завязывала черные шнурки пелерины.

— Безусловно…

По перрону прохаживалась публика. Нарядные дамы в весенних туалетах с большими шляпами под цветными вуалями. Молодежь в студенческих фуражках и потертых тужурках с медными пуговицами. Чуть поодаль рабочие в коротких полупальто и сапогах, грязных от распутицы. Бабы, закутанные в пестрые платки, с тяжелыми узлами за плечами. Крестьяне с мешками. Несмотря на поздний час, вокзал непривычно оживлен. Из окон ресторана доносилась музыка. Падал яркий свет. Виднелись захмелевшие купцы. Среди всей этой разношерстной толпы выделялись студенты с цветами и пакетами. Ждали московский поезд, в котором, как стало известно, должны проследовать в Сибирь участники студенческих беспорядков. Отправляли их с большими предосторожностями, боялись встреч, манифестаций… И все же молодежь узнала об их приезде, провожала в Сибирь…

Мария Петровна Яснева была на вокзале задолго до назначенного часа. Как и все, она боялась, что станционное начальство, заметив скопление народа, поставит поезд на запасный путь. Сидела на скамье под железным навесом, прикрывавшим перрон. Сидела и ждала. Жизнь ее круто изменилась за последние годы. Вот уже пять лет, как она в Саратове. У нее семья, дети, дом. Как только Василия Семеновича освободили из Сибири, так они встретились. Из Иркутска, где он отбывал ссылку, приехал в Смоленск, вызвал ее… Потом они переехали в Саратов. Теперь у них две девочки. Василий Семенович служит секретарем земской управы, а она целиком на партийной работе…

От раздумий ее отвлек Балмашев. Худощавый молодой человек с красивым продолговатым лицом и едва приметными усиками. Серые глаза его смотрели с редкостной серьезностью. Он обрадовался Марии Петровне, другу отца, подошел.

— Читали о студенческих волнениях в Москве? — Балмашев нервно повел плечами, зябко поежился. — Много врагов у Ники-милушки, ох как много! Злонамеренный люд в России все прибывает… Ох как много его стало, тьма-тьмущая.

Степан Балмашев, сын известного народовольца, в городе появился недавно. Он был студентом Киевского университета, в числе тех 183, отданных в солдаты «за участие в сходках и беспорядках, учиненных скопом». Балмашева заслали в полк, расквартированный в Смоленской губернии. Солдатчины не вынес, тяжело заболел, к тому же открылась чахотка… Балмашев получил по болезни отпуск и возвратился в Саратов. Жил уроками. На беду, отец его вновь попал в ссылку в Вятскую губернию и помогать больному сыну не мог.

Балмашев снял студенческую фуражку с зеленым бархатным околышем, зажав ее в руке, распахнул поношенную шинель. «Нуждается, очень нуждается! — подумала Мария Петровна, не отводя пытливых глаз. — Да и болен…»

— Нас отдавали в солдаты… Теперь иное время. Цивилизация! — Балмашев иронически улыбнулся. — Ника-милушка эшелонами гонит студентов в Сибирь! Вот она, награда за свободомыслие. Хорошую песенку услышал… Хотите?..

Балмашев вопросительно поглядел на Марию Петровну, прислонившуюся к спинке скамьи. Помолчав, она задумчиво заметила:

— Да… В Сибирь прошло уже несколько поездов — и в каждом арестантские вагоны. Увозят студентов. Даже либералы возмущены. Только, Степан, пули — не лучший путь борьбы… Убили министра Боголепова. Что ж? Карповича замуровали в Шлиссельбурге…

— Вы знаете другой путь борьбы?! — запальчиво перебил ее Балмашев. — Если циркуляр подписывает Сипягин, если отправкой в Сибирь ведает министерство внутренних дел, то министр Сипягин понесет наказание… Негодяи должны знать, что действия их безнаказанными не могут оставаться!