Татьяна Назарова - Первые шаги

Аксюта при последних словах отца залилась румянцем. «Знает, все знает тятенька», — подумала девушка смущенно. Прасковья молча смотрела на мужа и дочь.

— Дочь у нас умница. Поглядят на нее поближе Мурашевы — еще пожалеют, что не посватали. Они ведь не знают, что мы все равно не отдали бы, — уговаривал муж Прасковью.

И она покорилась.

— Пусть идет, — со вздохом согласилась она.

Когда вечером Наталья забежала к Полагутиным, Татьяна сообщила, что Аксюта утром придет к ним. Обрадованная щеголиха положила на стол сверток.

— Сошьешь своему Федюньке рубашонки или еще что. Спаси Христос, что потрудилась!

Идя домой, Наталья неожиданно подумала: «Да, может, это Павка за Аксютой гнался, а она о нем и не думала вовсе?»

Аксюту у Мурашевых женщины встретили как дорогую гостью. Наталья было потащила ее за стол.

— Спасибо, Наталья Михайловна, — отказалась девушка, — я только что позавтракала.

Аксюта еще с вечера продумала, как держать себя у Мурашевых. Оделась она по-городскому, в самое свое нарядное платье, и говорить решила не по-деревенски.

«Чем бы не невеста Павлу!» — вздыхала Ниловна, любуясь девушкой, начавшей кроить платье.

Работала Аксюта быстро, она у Савиной научилась шить на машинке. К вечеру первое нарядное шелковое платье было готово. Наталья надела его, сбросила платочек с пышной короны волос и прошла в горницу.

— Ай, Аксинья Федоровна! Золотые руки! — говорил добродушно Петр Андреевич.

Аким взглянул на отца. Ему сделалось стыдно за него. «Такую девушку оговорил!» — думал он с возмущением. У старшего Мурашева мелькнуло: «А куда лучше Зинаиды. Правильно говорил Павел, что такую кому угодно показать можно».

— Может, и мне, Аксюта, платье сошьешь, хоть на свадьбу нас и не зовут? — съязвила младшая сноха.

Свекор поглядел на нее сурово, но тотчас же заулыбался.

— А что ж, Варенька! Проси Аксиньюшку, а материи хватит. Хорошее платье и дома нужно. А на свадьбу вон и мать не поедет — мирщиться вам не привычно.

— Мне одинаково, кому шить. Вот кончу Наталье Михайловне еще два платья, сошью и вам. Время есть, — ответила спокойно Аксюта.

Вопрос о предстоящей свадьбе Павла вызвал в семье Мурашевых нелады. Мать гневалась, что в православной церкви будет венчаться Павел, Варя сердилась, завидуя Наталье, — за глаза она звала ее «наша барыня». Грызла зависть и Акима, но уже к Павлу. «Шутка ли, отец ему пятнадцать тысяч сразу отвалил, весь свободный капитал!» — жаловался он жене, но дело было не в пятнадцати, а в ста пятнадцати, которыми владел брат. Один Демьян оставался равнодушным. «Хоть бы и Акима вместе с отцом черти в город унесли, так не заплакал бы, — признался он как-то Варе. — Нам и тут неплохо».

Целую неделю шила Аксюта на Мурашевых снох. Держалась она просто, но с достоинством. Не отказывалась от обеда — идти домой далеко, — но завтракать и ужинать не садилась. Разговаривая, не делала разницы между хозяевами дома и батрачками. «Умна, а зелье — вся в отца!» — думал Петр Андреевич.

Когда шитье было закончено, Наталья позвала Аксюту в лавку выбирать товар.

— А может, деньгами хочешь? — спросила она.

— Все равно к вам же придется идти за покупками, — засмеялась Аксюта. — К свадьбе надо что-нибудь новенькое сшить.

— Ой, что ты! Да за кого же выходишь? — загораясь любопытством, спросила Наталья.

Аксюта улыбнулась.

— Пойдем венчаться — все узнают. Мы уже другой год жених и невеста, — сообщила она, будто мимоходом.

— Вон что! — протянула нараспев Наталья.

«А мы-то думали, от нас сватов ждут, — размышляла она, идя рядом с девушкой. — То-то Аксюта шить пошла запросто. Выходит, хорошо, что не посватали, а то получили бы от ворот поворот. Кто же над кем смеялся: мы над Прасковьей или она над нами?»

— Выбирай, Аксинья Федоровна, не стесняйся. За твою работу и три платья мало, — говорил Аким, заменивший в лавке младшего брата. Он не мог отделаться от чувства стыда и хотел быть щедрым.

— Переберу лишнее, так заплачу. Денег я с собой захватила, — ответила Аксюта, рассматривая куски.

— Вот это подойдет на подвенечное, — сказала Наталья, выбрав кусок светлой шерсти.

— И то! Отрежьте, Аким Петрович, восемь аршин. И от этого — маменьке подойдет, а из пестренького — Маше.

Аким отмерил с припуском и, завернув, протянул Аксюте:

— Пожалуйста, Аксинья Федоровна!

— Может, доплатить надо? — спросила Аксюта.

— Что ты, что ты! — поспешно проговорила Наталья. — За такую работу маловато, поди. Вон ведь каких пять платьев сшила!

— Хозяйке виднее, — усмехнулся Аким. — Раз маловато, добавим. Вот полушалки неплохие. Спасибо Федору Палычу, что пустил.

Наталья сама выбрала три полушалка.

— Ну, спасибо! — поклонилась Аксюта. — Павлу Петровичу поздравление от нас передайте.

Когда девушка ушла, Наталья пересказала мужу разговор с Аксютой.

— Ну и лучше! На нас не сердятся, значит, — ответил Аким.

В бунтарство Федора он не верил. Мужик с норовом, на ногу себе наступить не позволит. Так что ж? Стремление отца засадить Карпова ему не нравилось. Люди узнают — стыда не оберешься.

Свадьба у Самоновых была богатейшая. Для молодых постелили красную дорожку к церковному амвону прямо от колясок. Длинный шлейф Зининого платья несли двое шаферов. Хор встретил громовым: «Гряди, гряди, голубица…» Церковь была полна зваными — все начальство и купечество города, а незваные стояли двумя широкими рядами от входа до площади. Городовые в белых перчатках следили за порядком. Невеста сияла от счастья. За предшествующий месяц, стараясь пленить Павла, Зина сама увлеклась им и сейчас была убеждена, что горячо любит своего представительного жениха. Не сходила улыбка и с лица Павла, но вымученная, фальшивая…

Наталья успела передать ему и привет от Аксюты и то, что та осенью за кого-то замуж выходит.

— А уж какая же она сейчас красавица! — с восхищением говорила она деверю, будто не замечая, как он бледнеет.

Богатый дом Павла, то, что он важничает, «компаньон и зять миллионщика», сердило Наталью, в ней проснулась зависть. На все бы она согласилась, только бы самой стать на место Зинаиды, этой рыжухи с рыбьими глазами. Расхваливая красоту Аксюты, Наталья хотела нож в сердце деверю вонзить. Пусть сравнит со своей рыжей.

После этого откровенного разговора со снохой Павел будто впервые увидел, как некрасива его будущая жена. А тут еще рядом вставало лицо той, навсегда потерянной. И ничего сделать уже нельзя!

«Подкупил, поди, отец стрикулиста, вот и наплел тот на Федора и Аксюту, а я с дури поверил», — укорял он себя вяло.

Ему бы хотелось и богатство и Аксюту. Улыбаясь всем, как за прилавком покупателям, Павел люто ненавидел отца, невесту, брата, который, поди, тоже насмехается над ним. У него-то вон какая краля!