Татьяна Назарова - Первые шаги

Алексей пристально посмотрел на Кирилла и отвернулся к Григорию, будто желая что-то спросить, но ничего не сказал.

Степаныч передал уже друзьям все, что слышал от Железнова, и Федулов разговаривал с парнем как со старым знакомым, незаметно изучая помощника Федора. Потом стал сам рассказывать последние новости — о стачках в России, о волнениях среди крестьян, о восстании на броненосце «Потемкине»…

— Богатырь Савелий не хочет больше терпеть такое положение, — взяв из рук Кирилла книжку, сказал Алексей и прочитал:

— Запомнил, Кирюша, эти слова? — спросил он.

— Запомнил много, но не все, — с откровенным сожалением ответил парень и потянулся за книгой. — Много тут о нас сказано…

— Да ваш Мурашев и другие — те же господа, — подтвердил Григорий.

— Полсела у них в кабале, а кабы не Палыч, так и все село было бы, — взволнованно промолвил Кирилл.

— Надо, Кирюша, чтобы все крестьяне скорей поняли, кто виноват, что их Мурашевы да Дубняки в кабале держат, тогда от дольщиков быстро освободятся, — кивнул Антоныч и рассказал о том, как они готовятся к забастовке, что надо передать на рудник и что следует им делать у себя в селе, в аулах…

Кирилл сосредоточенно слушал его, стараясь все понять, запомнить поточнее, чтобы передать отцу, как про себя звал он Федора, всем своим товарищам.

Антоныч часто останавливался, спрашивал, все ли понятно, повторял отдельные фразы.

Потом Кирилла попросили пересказать слышанное. И он все повторил — своими словами, но верно. Рабочие довольно переглянулись.

— Мы дадим тебе две листовки: одну для вас, а другую надо переслать на рудник, — вновь заговорил Антоныч. — Но знаешь, Кирюша, если у тебя их найдут, тебе не миновать тюрьмы, и, возможно, будут бить, требуя, чтобы ты сказал, откуда их получил. Может быть, сошлют потом куда-то, и тебе долго не придется увидеть твою Аксюту. Если тебя это пугает, то не бери, а только передай то, что запомнил. И это немало.

Парень побледнел. Страшно! Несколько минут он молчал, никто его не торопил. Неожиданно для себя Кирилл вспомнил про Савелия и твердо произнес:

— Пусть убьют — ничего не скажу. Давайте все, что можно, с Аксютой мы идем одной дорогой. Постараюсь так спрятать, что и сам черт не найдет. Может, книжечку еще какую дадите, а то ведь не скоро вновь удастся приехать.

Краска вернулась на его щеки, Кирилл глядел строго и уверенно — он будто сразу возмужал. Федулов, а за ним и остальные пожали ему молча руку.

— Вот две листовки и номер газеты. Здесь есть статья Ильича о нашей партии. Тебе Палыч рассказывал о нем? — Кирилл утвердительно кивнул. — Почитаете, а потом отправите Ивану. Степаныч поможет тебе их спрятать, чтобы в обозе не увидели, а там посмотришь сам. Поэму Некрасова мы дарим вам с Аксютой. Ее можно и не прятать, она разрешена к печати. Читайте молодежи, крестьянам и объясняйте, что к чему, — говорил Антоныч.

Посидев еще часок за дружеской беседой, рабочие ушли, а Кирилл со Степанычем разговаривали чуть не до утра.

На следующий день они с утра пошли в ряды и купили Аксюте зимнее пальто. Вернувшись, с помощью Феоны Семеновны подпороли подкладку и в середину ваты аккуратно вложили листовки и папиросный листок бумаги, на котором была напечатана газета. Феона Семеновна подшила подкладку на машине. Самый опытный глаз не мог бы рассмотреть то место, где было вновь застрочено. Поэму Некрасова Кирилл бережно засунул за голенище сапога — он собирался читать ее дорогой. Феона Семеновна послала в подарок Аксюте шелковый шарф.

Простившись с хозяевами, Кирилл по пути в магазине купил матери ситцу на платье и пошел на стоянку возчиков.

— А мы думали, что ты заблудился и совсем не вернешься, — встретил его шутливым укором Родион.

— Запозднился, и пришлось ночевать на постоялом, — оправдывался Кирилл.

— Ну, кажи подарки, жених! — приставал Витька Осоков.

Кирилл развязал узел. Пальто и шарф переходили из рук в руки.

— Толково потратил деньги, невеста будет довольна, — одобрил Мохов. Он приехал сказать возчикам, что завтра с утра будут грузить товар Самонова, все готово.

Через два дня обоз трусцой двигался по дороге, воза легче были, да и сентябрь идет — надо спешить, скоро дожди хлынут. Родион в первый же день, вскочив на воз к Кириллу, спросил:

— Ну как?

— Все в порядке. Но говорить будем дома, — ответил Кирюша, и Родион не настаивал.

До Акмолинска доехали за тринадцать дней. Сдав товар и получив расчет, родионовцы заторопились домой.

— Вздумаете еще подработать, ребята, приезжайте прямо ко мне. Будете два процента платить, наравне с городскими. Вы молодцы, в рюмочку не заглядываете, — говорил им на прощание Мохов.

— Может, летом и приедем, — пообещал Родион.

Закончив шитье у Мурашевых, Аксюта отказалась идти за платой.

— Сходи ты, мама! — попросила она.

— Ох, уж видеть мне этого лиходея — нож острый! — поморщилась Прасковья. — Ну, да пойду, посмотрю, кто из кого дурака сделает. — Засмеявшись, она взглянула на мужа.

— Только смотри, Параня, ролю не забывай, ругай меня хорошенько. Глядишь, что и выведаешь, — напомнил ей Федор.

Петр Андреевич был в лавке вместе с Натальей, но как только вошла Прасковья, она, сославшись на головную боль, направилась домой.

— Эх, Прасковья Петровна! Обидел меня Федор Палыч, да и дочь свою тоже. Кирюшка ли ей чета? Поглядел на твою красавицу — и сердце защемило. Жила бы она сейчас с Павлушей, как сыр в масле каталась, — заговорил Петр Андреевич, оставшись вдвоем с Прасковьей.

Слушая Мурашева, Прасковья вздыхала и даже вытерла глаза кончиком платка.

— Кабы знала, что он тебе такую дурь сказал, да я бы глаза ему выдрала! — гневно вымолвила она. — Умным себя считает, а какую глупость спорол! Век ему не прощу того.

— Он, Федор Палыч-то, конечно, умен, только гордыня его обуяла, про бога забыл. А без бога-то долго ль впасть в ошибку еще горшую, — елейным голосом продолжал Петр Андреевич, отрезая материю то от одного, то от другого куска. Он решил ошеломить Прасковью щедростью, показать, что Мурашевым «нет ништо» одарить сверх меры, — тыщами считают. Прасковья и благодарна будет и от зависти еще пуще на мужа рассердится. Подумав, Мурашев положил отрез темно-синей шерсти сверх всего.

— Вот возьми, Петровнушка! Чтоб Аксютушка хоть в этом нужды не знала, молодухой чтоб оделась, как ее красоте личит.

Прасковья, беря узел, рассыпалась благодарностями. «Ничего, они все село грабят, от подарка не обеднеют, а Аксюта тоже немало поработала на них», — думала она. Взяв узел и вставая с табурета, Прасковья заговорила смущенно и горестно: