Николай Чаусов - Сибиряки

Но Ольга и сама уже поняла, что предложение профессора ничего общего с Алексеем не имело, и теперь уже кляла себя за необдуманность и горячность. Но профессор словно бы забыл о своем предложении и заговорил о другом. Не вернулся он к нему и после, когда прохаживались перроном вдоль поезда, когда тронулся опустевший состав и Ольга, садясь в вагон, еще раз прижалась к холодной, колючей щеке своего доброго шефа. Ах, если б знал милый Сергей Борисович, что стоил Ольге ее отказ!

Поезд отошел на запасный путь и поступил в обработку. Отсюда, из окна служебного купе, Ольге хорошо была видна широкая, скованная хаотическими ледяными торосами Ангара, перекинутый через нее аркой бетонный мост, набережная. Больше того, Ольга могла различить спускавшуюся к реке улицу, на которой почти в самом дальнем ее конце стоял небольшой двухэтажный домик. Там каждодневно, а может, и сейчас, ждет ее няня Романовна, ждет и не чувствует, что здесь, за какими-то тремя кварталами и рекою сидит у окна и тоже томится ожиданием ее Оленька. Неужели же так и не пустят в город? Хоть бы глазком взглянуть, хоть бы обнять старушку.

Только к вечеру начальник поезда вызвал к себе в купе Червинскую.

— Ваше счастье, Ольга Владимировна. Поезд наш встает на ремонт. Пять дней можете побыть дома. А уж в субботу к десяти утра прошу без опоздания.

— Лечу, Сергей Сергеевич!

— Стойте!.. Вы уж только, пожалуйста, насчет уставчика не забудьте.

— Есть! — озорно козырнула Ольга.

— Ну вот, а говорите: читали. К этой… без шапки-то… рук не прикладывают.

— Разрешите идти?

— Разрешаю. Так, значит, имейте в виду: в субботу в десять утра быть в поезде, уезжаем.

В коридоре Червинская столкнулась с вытянувшимся перед ней санитаром.

— Савельич, а вы?

Старичок только пожал плечами.

— Но ведь у вас же здесь дом! Разве вы не сказали?

— В Хомутовом. Да вот… Стыдно проситься-то, Ольга Владимировна. Меня ведь, почитай, в кажном городе отпускали…

— Боже! Быть рядом и не побывать дома! Подождите!..

Ольга вернулась к начальнику поезда, выпросила увольнительную Савельичу и, обрадовав старика, как девчонка, выскочила из тамбура.

Через полчаса быстрой ходьбы она уже названивала Романовне условные три коротких.

— Оля… Оленька!..

Романовна качнулась вперед и повисла на руках своей любимицы. Ольга подняла ее, зацеловала, задушила в объятиях.

— Няня! Нянечка! Милая! Золотая!..

— Родненькая моя, наконец-то…

Старушка судорожно комкала губы, гладила по лицу, по шинели Ольгу и не чувствовала, как по щекам ее катились крупные слезы. Она словно не верила себе, что дождалась-таки вымечтанную, выплаканную в молитвах Оленьку, и гладила, гладила…

Они поднялись лестницей, и Ольга, усадив обессилевшую от счастья Романовну, закружилась по комнате.

— Дома! Дома, нянечка! Опять дома! Даже не верится!..

Она подскочила к фортепиано, откинула крышку и наугад забарабанила первую пришедшую в голову пьесу. И снова захлопнула крышку, схватила со спинки брошенное ею при сборах платье, прижала к груди, к шинели.

— Словно я и не уезжала, нянечка.

И, опять отшвырнув платье, уселась к столику.

Романовна молча следила за бестолковой суетней Ольги. И вдруг спохватилась, захлопотала.

— Ой, да что же это я, батюшки! Ведь проголодалась, поди, Оленька…

Ольга наконец сняла шинель, бросила на сундук под вешалкой. И тоже выбежала на кухню.

— Нянечка, не хочу. Я сыта, нянечка. Дай лучше на тебя наглядеться.

— Все сытые, все не хотят…

— Кто же все, няня?

— И Яша твой, приходил, бывало, и Алексей тоже…

— Как он, нянечка?

— Яша-то?

— Алексей.

Романовна с укоризной взглянула на Ольгу, снова занялась самоваром. Ответила не сразу:

— А чего ему? Вроде бы постарел малость, а так что же ему делается… Насовсем ты, Оленька, или обратно ускачешь?

— Ускачу, няня. В субботу в десять уеду.

— Батюшки! — всплеснула Романовна. — Да ведь это как же, Оленька?.. Это, выходит, что?.. Пять деньков дома? Может, опосля с другим поездом уехала бы?

Ольга жалобно улыбнулась, притянула к себе готовую заплакать старушку.

— Нельзя, няня… Теперь уж нельзя, нянюшка, — повторила она, думая о своей нелепой выходке на вокзале.

— Яшу, стал-быть, тоже не повидаешь. Был он… раза три был, все о тебе справлялся…

— Не часто же!

— Тоже делов, видать, много. На тебя все жаловался, что письмами его не балуешь. А этот раз был — радостный такой прибег, — меня всю закружил: Оля, говорит, домой будет… От профессора, говорит, прознал…

— Давай лучше поговорим о чем-нибудь другом, няня. Опять ты мне о своем Яше..

Утром, едва позавтракав, Ольга засобиралась.

— Куда ты бежишь, опять, Оленька?

— В институт. Прости, нянечка, я недолго. Ну как же мне не побывать там!

И, чмокнув на ходу в лоб Романовну, убежала.

Выйдя на набережную, Ольга направилась вдоль Ангары в сторону клиник. Чистый, как сама Ангара, морозный воздух приятно щекотал щеки, бодрил. Широкий, сразу же под дамбой ледяной заберег осел, потрескался. Редкими темными глазницами парили проруби. А там дальше, за ледяной кромкой, окутанная туманом шуршит шугой, торопится Ангара: упрямая, своенравная, непокорная сибирячка…

«Может быть, все же позвонить Алексею?.. Нет-нет, ни за что! Глупо!.. А если Сергей Борисович снова предложит мне вернуться к нему? Ведь все равно: мотаться в поезде или торчать на одном месте… но зато диссертация, сложные операции… Интересно, что за открытие собирается сделать профессор? Головной мозг — это же моя область, моя тема диссертации…»

В институте Червинскую немедленно окружили, забросали вопросами:

— Вы возвращаетесь?

— Когда же к нам, Ольга Владимировна?..

— Ольга Владимировна!..

…Профессора в институте не было.

Потекли безрадостные, томительные дни ожидания чего-то… но чего именно? Новой предстоящей разлуки? Нет! Случайных встреч?.. Ах, если бы не Романовна, если бы можно было взять ее с собой — вырвалась бы отсюда, из этого тяжкого, неотвязного, гнетущего ожиданья!..

— В театр сходила бы, Оленька. Ну чего ты все за книжкой сидишь? Ровно меня караулишь…

— Не хочется, няня.

— Так бы прошлась. На людей поглядела бы.

— Нагляделась.

— Чем же тебя, голубку, развеселить? Маленькую-то, бывало, сказкой, причудкой какой позабавлю, а теперь чем?

— А знаешь, расскажи мне свою причудку, нянечка. Нет, в самом деле… Я хочу снова, хотя бы на миг, побывать в своем детстве, нянечка….

В пятницу, в самый канун отъезда, Ольгу срочно вызвали в институт. Именно вызвали, так и сказали:

— Вас в клинику вызывают, Ольга Владимировна. Срочно…

Предчувствие не обмануло Червинскую. Ее немедленно провели к профессору.