Борис Изюмский - Подполковник Ковалев

А дело было так. Ковалев встретил его и спросил:

— Не пострелять ли нам, Александр Иванович, из автомата?

В тот раз Санчилов стрелял необыкновенно удачно, словно какое-то вдохновение на него снизошло. Как олимпийский бог, стрелял!

Ковалев похвалил. Они сели на скамейку, в стороне. Спускались сумерки. Прокричала электричка на станции.

И подполковник стал опять, в какой уже раз, рассказывать о генерале Гурыбе, его работе, но теперь еще подробнее.

Проблема алгоритмов остро интересовала Александра и в университете. А после этого разговора с подполковником Санчилов подумал: «Разве невозможно создать распознающие, самонастраивающиеся и обучающие системы? Прав Эйнштейн: машина может решить любую задачу, но не в состоянии поставить ни одной. И, конечно же, автоматизированные „интегральные полководцы“ не в состоянии заменить командира, вырабатывающего замысел, человека с его творческими взлетами, дерзкой инициативой, критичностью ума, интуицией, предвидением боя…

Но командир обязан применять самые современные технические средства управления войсками. И в этом случае наука должна прийти ему на помощь…».

…Санчилов замедлил шаг, остановился у причала — здесь сейчас было так же пустынно и тихо, как тогда, на Дону, в их первый вечер.

«Очень важно, что ответит Леночка. Если она меня любит так, как я того хочу, то поймет мое желание и одобрит его. Потому что в первый вечер нашего знакомства и позже, в Ростове, говорила о великом счастье найти каждому свое призвание: „Это не может быть связано с соображениями корысти, материального благополучия“.

Значит, она такая же, как я. И думает, как я. И не заскулит, если понадобится оставить насиженную благоустроенную квартиру, город, обеспеченных родителей, отправиться в глушь…

Везде найдет свое место в жизни, будет учить детей, помогать мне. Далеко не каждая женщина способна стать настоящей женой офицера. Для этого необходима большая любовь, самоотверженность.

Конечно, встречаются ограниченные, мещанки, сибаритки. Но, бог мой, как они далеки от идеала офицерской жены. Если ты решишься идти со мной рука об руку по нелегкой тропе, поручик Санчилов будет счастливейшим человеком на земле. Получишь летом диплом, я приеду, мы сыграем свадьбу, и увезу тебя, мою единственную, в „полк Ковалева“».

Владимир Петрович вышел на балкон своей квартиры. В предсумерках ясно проступала излучина реки. Медленно плыли вниз по течению последние льдины, и на заснеженном берегу распластались, словно выброшенные рыбины, просмоленные лодки. В серовато-синей воде отражались роща, баржа на причале, столбы…

Весна в этом году бралась медленно: в балках и лощинах еще притаился, до первого дождя, снег, но уже прилетели грачи, и в природе разлилось покорное, затаенное ожидание теплых дней.

Говорливая электричка прошла по высокому мосту.

Где-то далеко натруженно брал подъем «МАЗ». Сиреневое небо прочертила золотистая, подрумяненная заходящим солнцем линия, оставленная истребителем.

Владимир Петрович только что звонил Вере в больницу, сказал, что дома, и она обещала скоро прийти. Пожалуй, успеют попасть на концерт югославской эстрады.

Он приготовил Вере сюрприз: в округе обещали две путевки в ялтинский санаторий на апрель. Владимир Петрович полтора года не отдыхал, и сейчас это было бы весьма кстати. Можно прихватить с собой рукопись…

…Отголоски дневной жизни еще не улеглись в его памяти. Написал отменную характеристику Крамову для поступления в высшее военное училище… Васильев к ленинским дням разослал письма… И в Таганрог, Евгении Петровне: «Ваш земляк и заводской воспитанник — уважаемый в роте человек…» Недурно звучит для «соловья-разбойника».

Евгения Петровна, когда приезжала сюда, останавливалась у Ковалевых. Привезла семена — посадить у казармы цветы… По просьбе Васильева рассказала солдатам о заводских делах. А на прощание сфотографировалась со взводом Санчилова. Дроздов пристроился возле нее, выставя ногу вперед, лихо сбив набок шапку и воинственно поглядывая на мир.

…Санчилов сегодня доверительно сообщил, что его будущая жена — учительница, летом навсегда, как он не без значения подчеркнул, приезжает сюда.

Все-таки решил судьбу.

И, в какой уже раз, Ковалев подумал о своей пожизненно избранной профессии. Конечно, бывает очень трудно… Это вечное ощущение непринадлежности себе, каждодневная напряженность, перегрузки, от которых наваливается подчас страшная усталость… Чаще всего неосуществимое желание хотя бы ненадолго выключить мозговые рубильники, оторваться от дневных забот.

А все же иного он для себя не хотел. Шла отливка сильных характеров. Как говорил Макаренко: «нового типа поведения».

Все эти Дроздовы, Груневы, Бесковы, пройдя школу возмужания, возвратятся домой иными, унося что-то и от нас, вероятно, частицу и нашей души.

Мы готовим умелых, духовно стойких защитников, и нелепо предполагать, будто я могу желать убийств. Даже если пальцы мои окажутся на пульте управления ракетами, они подчинятся голосу разума и гуманности. Но если возникнет опасность для страны Октября…

Эту мысль надо отчеканить и в «Военной косточке». Повесть все же перевалила за половину.

Любопытны его собственные метаморфозы, как автора.

Композитор Шарль Гуно писал: «Когда мне было двадцать лет, я признавал только самого себя. Тридцати лет я уже говорил: „Я и Моцарт“, сорока: „Моцарт и я“, а теперь уже говорю только: „Моцарт“».

К счастью, еще до сорока я понял — только Моцарт!

Внизу из-за угла вышла Вера. Запрокинув голову, весело подняла руку.

Усадив Машу за уроки, они стали собираться на концерт. Ковалев позвонил дежурному по части и, предупредив его, что с девятнадцати тридцати будет в драмтеатре, стал надевать штатский костюм. Вера не могла к нему привыкнуть. В этом пиджаке со шлицами по бокам Володя походил на… аспиранта, что ли. Еще не оперившегося, но уже не без значительности. И весьма спортивного.

Владимир Петрович старательно завязывал галстук. Никак не маг научиться этому искусству, узел получался немного перекошенным.

— Ну-ка, мой начинающий модник… — Вера, поправив галстук, повернула мужа кругом. — Э-э-э, на макушке у тебя волосы явно поредели. Я брала замуж густоволосого… И такого уговора не было…

— Это от головного убора, — неуверенно ответил Владимир Петрович.

— Не знаю отчего, — шутливо отвела самозащиту Вера, — только не хочу лысого и пузатого.

— Не буду, — пообещал Ковалев.

— Хотя, ладно, — смилостивилась Вера, — не отрекусь от любого. Тоже молодуха объявилась!

И уже серьезно: