Владимир Ханжин - Красногрудая птица снегирь

Глеб Андреевич привычным движением руки коснулся выключателя, вспыхнувшие в салоне бра отразились глубоким светом в темной полированной мебели, в дубовой облицовке стен. Сдвигая шторы, Глеб Андреевич ходил от окна к окну. Шагов его не было слышно — пол застлан ковром.

Проводница, пожилая, опрятная женщина, накрыла ужин. Глеб Андреевич достал из холодильника бутылку водки, боржоми.

— Ну, так что ты меня поджидал? Или давай сначала…

Они выпили, закусили.

— Так что ты?

— Глеб Андреевич, почему вы не поддержали мою последнюю идею?

— Не поддержал?.. Ты что, не слышал, как я на селекторном?

— Но этим и ограничились.

— А что я, по-твоему, еще должен?

— Заставить нодов.

— Ишь ты, торопыга! Вон Готовский выдвинул такой аргумент, что тебе и крыть нечем.

— Если я прошу начать с моего отделения, значит, уверен. Что я, враг себе?

— Ты-то уверен… — Он подумал: небось уже видишь газету со статьей «По методу Баконина», но не сказал этого. — У каждого нода свои мотивы. Должен я изучить? Вот будет стопроцентная вера в успех, тогда заставлю.

— Не заставите вы.

Баконин замолчал.

— Чего ж ты? Давай дальше!

Баконин плеснул себе боржоми, отпил:

— Ну, скажете вы опять на селекторном или еще где-то, может, даже распоряжение какое-нибудь подпишете, а ноды будут гнуть свое. И вы никому за это хребет не сломаете.

— Ишь ты, за что ратуешь! Хребты ломать. Костоломный метод руководства. Чуть чего — снимать, выгонять. Так? А когда ты с Дворцом культуры накуролесил, снял я тебя? Мне шею намылили, а сделал я что с тобой? Или с жилыми домами твоя авантюра? Другие твои штучки? Когда ты Пирогову синекуру устроил, знаешь, сколько сигналов поступало? И в управление, и в партийные органы. И что, стал я тебе хребет ломать? Или Веденееву за то, что он покрывал твои художества? А если разобраться, с башмаком-то у Пирогова совсем скандальная история вышла. Я к нему отношусь хорошо, но после приказа министерства насчет этого… как его… Чистова получается, что Пирогов-то вон сколько лет захребетником у государства был.

— Помимо башмака у Пирогова…

— Вот только и оправдание. Ты молодец, что заставлял его крутиться, выжимал.

— Я не о том. У Пирогова есть другие изобретения.

— Талантливый человек, не спорю. Я ж тебе сказал, я его уважаю, ценю. Но… — Глеб Андреевич повертел пальцами, — объективно-то выходит, что с башмаком он впустую. И не один. Рабочие ему конструкции делали. Я тебе скажу, многие бы — кабы вот так: выделить окладик, создать условия — не отказались. И я бы не отказался. Поизобретал бы. Если каждому разрешить делать, что ему хочется!.. Нет, дорогой, есть в стране промышленное производство оборудования, есть институты, конструкторские бюро, проектные организации, есть министерство, главки. Они и должны дать нужную технику.

— А не дадут — мы не виноваты.

— Разве не так?

— А от доморощенных изобретателей морока одна. И то сказать: кто нас упрекнул бы, если бы не было у нас Пирогова? Нет на иных дорогах такого человека, как наш Олег Афанасьевич, ну и что? Будто спрашивают с руководителей тех дорог, почему у вас изобретателей нет? Нет и нет.

Глеб Андреевич наморщил лоб, насупился:

— Ты вот что… ты скоморошничать-то брось!

Встал и плотно закрыл дверь.

— Слушай, Баконин, скажи мне, бога ради, что ты все время исподлобья глядишь? А то и жалишь. Что ты против меня таишь? Ведь чувствую: что я ни сделаю — все не по-твоему, все не то. Ну, давай прямо. Руби! Ничего тебе за это не будет. Я незлопамятен, это все знают. Помнишь, Камышинцев с какой ахинеей против меня на трибуну вылез? А чем я ему отплатил? Отыгрался я? Начальником одной из крупнейших на дороге станций сделал. Нет, Баконин, я не из таких. Я людей ценить умею. Я беречь людей умею. Обо мне как говорят? Глеб Андреевич — хороший мужик. Верно говорят? Верно. Во-от! Сколько у меня из-за тебя неприятностей было, а я тебя главным инженером отделения. И какого отделения! Решающего, можно сказать, отделения. Ну, давай все начистоту. Чем я тебе не угодил? Ну давай, давай! Ничего тебе не будет.

— А я и без вас знаю, что не будет.

— Ишь ты как! Храбр, потому что известно, какой человек Глеб Андреевич. Он знает! Я кадры не избивал и не избиваю. Ишь ты, какой неподступный, какой неуязвимый! Ладно, черт с тобой! Ты вот ответь мне прямо на мой вопрос. Ну!

— Прямо так прямо. — Он налил боржоми, выпил весь стакан. — Одно дело избивать кадры, а другое — снимать за несоответствие. За разболтанность, за бездействие, за глупость. Правда, это себе недешево обходится. Крови себе попортишь — ого! У нас иногда дурака или неумейку снять тяжелее, чем умного, умелого работника вырастить. Да еще и казнишься, не спишь. Но если необходимо?.. Щадите вы себя, Глеб Андреевич. Покой любите. Словами порой громыхаете, а в душе штиль. И вас раскусили. Вглядитесь, как работают управленцы. О серьезном стали не по-серьезному говорить. С шуточками-прибауточками. И базу подвели: весело, дескать, работаем, без нервотрепки. Хорошая, дескать, атмосфера. Какая, к лешему, хорошая, если испсихуешься, пока живое дело протолкнешь? Звоню Готовскому: что у вас есть о горочном автомате инженера Чистова? А он мне со смешком: есть приказ министерства. Я ему: идите вы с вашим остроумием!.. Техническая документация есть? Нет. Дожидаются, пока пришлют. С инженером Чистовым связались? Нет. К нему на Урал кого-нибудь послали? Нет. А вы сами, Глеб Андреевич, что предприняли?.. Я перед отъездом сюда, в Ручьев, Чистова по телефону вызывал, договорился, что немедленно высылаю к нему трех инженеров, пригласил его самого к себе, договорился о сроках… Что предприняли вы? Что предпринял ваш аппарат? Да и башмак Пирогова еще когда можно было применить. А Готовский знай комиссию за комиссией к нему слал — лишь бы отпихнуться… Вы обмолвились, что я создал Пирогову синекуру. Не будем подсчитывать, что выгоднее государству. Но уж если быть откровенным до конца, я бы на вашем месте Пирогова вообще из Старомежска не отпускал. Наоборот, собрал бы таких инженеров да рабочих-самородков человек пятьдесят, дал бы всем по хорошей квартире. Да не втихую бы, не подпольно бы, а — смело, открыто. Сила так сила! Чтобы решали самые жгучие проблемы. Масштабно, с размахом. И того же Пирогова — возглавителем этого ударного отряда. И чтобы сам начальник дороги направлял их усилия на горячие точки. Куда было бы больше пользы, чем от всего аппарата управления. Полтысячи кабинетов, набитых сведенистами. Отчеты, сводки, докладные. Девяносто пять процентов этих бумаг делается на всякий случай.

— Лихо! Все управление перечеркнул. Все закрыл. Пусть на дороге полная анархия. Ни контроля, ни координации, ни руководства.