Фазиль Искандер - Паром

Вгляделся, голову склоня:
— А ну-ка, папа мой, не кисни!
Во всем бери пример с меня.
Улыбка — первый признак жизни.

Украдкой сунешься, шутя,
В его игрушечное царство,
Весь заливается дитя.
Смеясь над опытом коварства.

У зеркала. Во весь размах
Он хочет окунуться в бездну.
Там папа с кем-то на руках.
Но с кем? Вот дотянусь и тресну!

Хоть философия и дичь.
Дается правильно задире:
Сначала мир в себе постичь.
Потом себя постигнуть в мире.

А вот стекло окна — предел.
Подобья не находит память.
Забавно воздух затвердел.
Так славно воздух барабанить!

Впервые за зиму во двор.
Скрипучая полуколяска.
Зима теряет свой напор.
Темно-лиловая окраска.

Он вспоминает: — То? Не то?
Чирикало в зеленых купах.
Теперь деревья без пальто,
А люди, как нарочно, в шубах.

Здесь даже взрослые вполне
Снуют без дела неустанно.
Не от меня или ко мне,
А сами по себе. Как странно!

Взглянул, сомненье не тая, —
Идет с кошелкою старушка.
Мол, непонятная усушка:
Еще не бабушка моя.
Тогда зачем уже старушка?

Снег рыхло шмякается с крыш.
Он смотрит вверх не без опаски.
Вдруг на тропе другой малыш.
Наглец! И он в полуколяске!

Взгляд у обоих — не обман.
Достоинство и равнодушье.
Так с богдыханом богдыхан,
Должно быть, на тропе верблюжьей.

Мол, раньше было: — Я и мир!
Мои и женщины и злато!
Теперь и я и ты — кумир.
А мир все тот же. Жидковато!

Разъехались. Привет! Привет!
У каждого своя горбушка.
И даже с молоком чекушка!
…Прошла собака. Глянул вслед.
Нет, слишком крупная игрушка.

Я подошел. Он оглядел.
Чуть улыбнулся осторожно:
Ты в шубе сильно почужел.
Но, в общем, догадаться можно.

Домой! Там жар от батарей.
Здесь холодно и незнакомо.
Я дома все-таки главней,
И потому приятней дома.

Пыл сатирический умерь,
Дабы не подводить отчизну!
Сработанная плохо дверь
(Особый путь к социализму) —

Не прикрывалась. Удалось.
Достигнуть плотника. (Элита!)
Работает. Сопит. Авось
Подладит чертово корыто!

Свои сто грамм он поимел.
Перед работою. Законно.
Питье есть смазка гегемона,
Чтобы в работе не скрипел.

Пока он ковырял пазы
И грохотал, как в преисподней,
Малыш мой изучал азы
Профессии почти господней.

Вот плотник прикрывает дверь
И ручку пробует оттуда.
Малыш как заревет: — Не верь!..
Он запирает нас. Иуда!

Тот двери распахнул и вспять.
И как бы сдерживаясь в споре:
— Чего орать? Чего орать?
Я ж не могу не закрывать?
Тогда хоть стойте в коридоре!

Стоим. Он закрывает дверь.
И малышу не страшно это.
А плотник говорит: — Теперь
Попробуем из кабинета.

Вошел. Закрыл. Безумный крик:
— И ты от нас не запирайся!
Ах, непонятен мой язык?
Тогда и вовсе убирайся!

Тут плотник: — Черт вас подери! —
Швыряет инструменты в сумку.
— Чего столпились у двери!
Или мальчишку убери!
Или гони за вредность — рюмку!

И смех и грех! Но детский взор,
Быть может, видит тот простор
Всечеловеческого братства,
Где одинаковый позор:
Что запирать. Что запираться.

Внезапно шлепнулся и в рев!
И сквозь обилие капели
Он как бы говорит без слов:
— Куда ж вы, взрослые, глядели?

Куда глядели вы? Куда?
Вы! Вы! — переводя дыханье, —
Ах, никуда?! Ах, никуда?!
Так вот вам!.. — И — до заиканья!

А там в глазах, на самом дне
Обида горькая, немая:
Я понимаю — больно мне.
А вот за что? Не понимаю.

И вдруг замолк! Жизнь хороша!
Уже ручонками и телом
К чему-то тянется душа:
Зла не держу. Займемся делом.

К любому падает на грудь
И обнимает, как знакомца.
Жизнеприятельство. От солнца,
От бульканья, от перезвонца
Перепадает всем чуть-чуть.

Так женщина после всего
Ласкает близкого тихонько.
Мужчина думает — его.
Она ж, не зная ничего,
Уже — грядущего ребенка.

Вода, как женщина, малыш,
Таит идею оголенья.
И вот сияющий голыш.
Смущенное прикосновенье.

Нет, нет… Не слишком горячо.
Зачем-то высунул мизинчик.
Доверился! Еще! Еще!
Не то — Амур, не то — дельфинчик.

То шлепнет по воде сплеча.
То самого волнишкой смоет,
Душ! Попадание прямое!
Играет луч внутри луча.
Как бы взаимно щебеча.
Две чистоты друг друга моют!

Не хочет из воды. Кричит!
Аж выворачивает душу
Мол, я — амфибия, мой вид
(Ты понимаешь, троглодит?!)
Еще не просится на сушу!

Но как забавно! Каждый раз
Накинешь простынь с головою,
И вмиг замолк, притих, погас.
Что там случается с тобою?

Решил, быть может, в простоте:
Тепло, темно… Ах, жизнь-плутовка!
Несут куда-то в темноте…
Я, значит, снова в животе.
Из живота кричать неловко.

Вошел в двенадцатом часу.
Он спит. Святая безмятежность.
Держать стараюсь на весу
Свою избыточную нежность.

Опять к Востоку головой.
Ну что ты скажешь человеку!
В самом покое непокой.
Ползет, как правоверный в Мекку!

Лицом молитвенно в матрац,
Но к небу выпятился задик.
Какой насмешливый намаз!
Ты кто? Хайям? Или Саадик?

Чем занимает сон его?
Опять игрушками? Обедом?
Что видит он? Да ничего!
Поразмышляем и об этом.

Он мог бы, думаю, без слов
Сказать, откинув одеяло:
— Я никогда не вижу снов.
Мне не хватает матерьяла.

Сознанье хаоса есть явь.
Что наши сны организует.
И мы во сне — то влет! То вплавь!
Когда фантазия газует!

Сон — после драки кулаки.
Как говорил поэт: — Помашем!
Или до драки синяки.
Вздохнем, проснувшись: —
Бьют по нашим! Кто бьет?
Известно — дураки!
Мы им (во сне!) еще покажем!

Сон — Коба едет на арбе.
Что означает? Только кратко!
Нам как бы чудится ЧП,
А сон как бы его подкладка.

Добавим парочку мазков.
Опять о нас, а не ребенке.
Сон — выделение мозгов.
Душа нуждается в пеленке.

Сон — Коба едет на арбе.
В его тени уже Камчатка!
Сон пострашней.
Как бы в мольбе:
— Хозяина! — на канапе
Сама сжимается перчатка!
Но если жизнь равна себе,
Как спирт сгорает без остатка!