Александр Кутепов - Знойное лето

— С шефами он, кажется, разумно поступил, — сказал Гаврилов. — Мы часто увлекаемся только внешней стороной. Послано на село столько-то тысяч… Может, они не нужны, все эти тысячи? Или ты не согласен?

— Отчего же…

— Мне об этом Глазкове говорили как о перспективном. Не завянет он тут? — еще спросил Гаврилов, пытливо поглядывая на Дубова. — Или бережешь куда?

— Натаскиваю пока, — уклончиво и с неохотой ответил Виталий Андреевич и заговорил с шофером, указывая тому дорогу: — Теперь налево и по проулку. Вон к тому дому… На всякий случай заглянем в контору, хотя навряд ли кто там есть.

Глазков был в конторе. Суровых гостей (не праздное же любопытство погнало их в такой день по району) он встретил на крыльце, провел в кабинет.

— Напоил бы, Алексей, а то есть хочется, — сказал ему Дубов. — У тебя всегда запас минеральных вод.

— Напоим и накормим. Садитесь, пожалуйста, я сейчас.

Глазков принес несколько бутылок, разлил пузырящуюся искристую воду по стаканам.

— Ничего себе живешь! — заметил Гаврилов, оглядывая кабинет и заодно и хозяина. В его голосе Алексей уловил иронию, насторожился по свойственной почти всем молодым руководителям привычке больно реагировать на мелкие, несущественные замечания.

— А как надо жить? — тут же спросил он.

— Всеобъемлющий вопрос, — усмехнулся Михаил Григорьевич. — Не сердись, будь добр.

Гаврилов снял очки, и Алексей с удивлением заметил, что рядом с ним сидит уже другой человек — уставший, сморенный жаром и дорогой, обремененный заботами и просто любопытный.

— Отец тоже не так давно пытал меня: по достатку ли кабинет, — заговорил Алексей. — Пришлось объяснить ему, что это просто необходимо для укрепления председательского авторитета.

— Что ж, пояснение вполне разумное. Кто возрастом берет, а кто и шиком. — Гаврилов все еще изучающе разглядывал Алексея и вдруг разом сменил тон разговора и стал человеком, привыкшим часто и строго спрашивать: — Дела как, председатель? Сено сберег или тоже в чистом поле оказалось?

— Уцелело. Я бы и не догадался, может, да Лаврентий Родионов сообразил.

— Погоди, это какой Родионов? — оживился Михаил Григорьевич. — Если комбайнером работал, то я должен его знать.

— Он самый, — подтвердил Дубов. — Теперь главный колхозный мелиоратор.

— Однажды уел он меня по высшему разряду, — засмеялся Гаврилов. — Затеял я с ним у комбайна разговор, блеснул красноречием. Забыл, что ему в поле и минута дорога. Он и напомнил. Впрочем, повторять не буду.

— Когда буря началась, — рассказывал Глазков, — он как раз мимо фуражного двора ехал. Мигом народ собрал. Бревна на стога затащили, тросами и веревками затянули. Маленько разворошило, правда, но уже прибрались.

— Это хорошо. А деревню сильно потрепало? — уже о другом спросил Гаврилов.

— Максимову хутору конец пришел. Направил туда бригаду, человек двадцать. Маленько подлатают. Чтоб до осени пожили, пока новые дома не сдадим. А кому есть куда приткнуться, тех сейчас развозят.

— Значит, будем считать, что испытание ураганом выдержали? — подвел итог Гаврилов.

— Ну, главные испытания еще впереди, — напомнил Дубов.

— Это точно, — согласился Гаврилов. — Куда повезешь нас, председатель, что покажешь?

— Можно на камыш. Там и пообедаем у косарей, если не возражаете, — предложил Алексей.

— Я согласен, — Гаврилов поднялся. — Ты как, Виталий Андреевич?

— Вполне.

Спускаясь по лестнице, Дубов шепнул Алексею:

— Ладно, хоть у тебя порядок. А то опозорился я с Матвеем.

…Большое озеро, забросав берега ворохами тины, успокоилось после бури и колыхалось лишь легкими волнами.

Кормозаготовительная бригада Басарова уже работала. В зарослях камыша стрекотали две косилки, еще одна лодка, оборудованная волокушей, доставляла кошенину к берегу. Там тарахтел погрузчик, наваливая мокрый камыш в тракторные тележки и автомашины. К шуму моторов примешивался заполошный крик Егора Харитоновича. В мокрых штанах, облепленных тиной, в грязной рубахе, обросший, он походил на болотного лешего. Егор Харитонович то распоряжался на берегу, то подменял кого-нибудь в лодке, но и оттуда доносились его команды, на которые большей частью никто не обращал внимания. Каждый знал свое место и дело.

Получая от Глазкова благословение на бригадирство, Басаров не удержался, чтобы не высказаться.

— Вот, между протчим, что значит около начальства ошиваться! Это не Саша Иванович рекомендовал меня? Мы теперь с ним такие друзья — водой не разлить. Женить хочу его. Нечего холостяком бегать, пущай растит молодое пополнение… А на бригадирство я вполне согласен. Руководить — не работать. Ручки в брючки — и пошел.

Ручки в брючках были у Егора Харитоновича, пока из конторы выходил. А потом вкалывал. Рядовые — смену, а он, как руководитель — две смены. После недели бригадирства Басаров явился к Глазкову и ударил фуражкой об пол.

— На хрена попу гармонь, а Егору — высокий пост? — спросил он и сам же ответил: — Не согласен ишачить!

Глазков уже приноровился разговаривать с Егором в минуты буйства.

— Хорошо, что зашел, — сказал он Басарову как можно равнодушнее. — Я и сам вижу: не справляешься ты с бригадой, не по тебе такая ответственная работа.

— Кто не справляется!? — тут же заорал Егор Харитонович и потянулся сорвать фуражку, но она уже на полу валяется. — Ты кого оскорбляешь? Егор не могёт, да? А кто, между протчим, две нормы делает? Богородица с боженятами? Шалишь, председатель!

Выскочив из конторы, Басаров умчался на озеро. Потом Алексей привез ему забытую фуражку…

Егор Харитонович популярно объяснял Пашке, как на ходу очищать режущий аппарат косилки, и проглядел момент, когда возникла на берегу белая нарядная машина.

— Это что за новости? — возмутился он, будто для подъезда к берегу надо было испрашивать у него разрешения.

Оставив Пашку, Егор Харитонович резвой трусцой двинулся к машине. Как старому знакомому кивнул Дубову, с чувством пожал руку Гаврилову, представился:

— Егор Харитонович Басаров, здешний бригадир и адмирал. С кем имею честь разговаривать?

— Гаврилов, секретарь обкома партии, — в тон ему ответил Михаил Григорьевич.

— Очень приятно! — глаза Егора Харитоновича заискрились. — Не здря сон нынче я видел, между протчим. Проснулся и говорю себе: ну, Егор, поддерьгивай штаны и дуй на озеро, ревизия будет. Председателю утром сказал, а он: пошел ты к дьяволу, не до тебя! Ну, это он с перепугу, после бури.

Глазков виновато смотрел то на Дубова, то на Гаврилова и пожимал плечами: дескать, тут я ничего поделать не могу.

«Сказанет сейчас что-нибудь», — забеспокоился Виталий Андреевич и спросил, чтобы сбить Басарова на другую тему: