Александр Кутепов - Знойное лето

— Как работается, Егор Харитонович?

— Не мешайте вы ему, — попросил Гаврилов, догадавшись, что бригадир из породы слишком говорливых. — Корма будут, Егор Харитонович, или байками зимой скот кормить станем?

— Если камыш считать кормом, то будут. Работаем вроде неплохо, председатель вот не даст соврать, — тут Басаров явно поскромничал: работала бригада здорово. — Если вас, товарищ Гаврилов, интересуют подробности, счас поясню. Прошу следовать за мной, — он повел Гаврилова к самой воде. — Тут у нас, между протчим, целая эскадра образовалась. Вон на том пароходе, он у нас самый крупный, мы трое косим, на подменках, с утра до ночи без простоев. Я сам, значит, еще Костя Петраков и сын мой Павел, проще говоря — Пашка. Вон за тем мыском еще одна лодка. В общем, вкалываем, председатель не даст соврать. А вы к нам, товарищ Гаврилов, специально приехали или попутно завернули?

Глазков из-за плеча Гаврилова грозил Егору Харитоновичу кулаком. Но что теперь грозить, что пугать, что одергивать, если Егор Харитонович уже заботалил.

— Кулак мне, председатель, не показывай, между протчим, а то товарищ Гаврилов подумает, что ты таким манером с народом обращаешься… Егор меру знат. Один раз, это в Сибири я вкалывал, министр имел счастье со мной беседовать. Он мне вопрос, я ему тоже вопрос. Отвязался он от меня, отвалил в сторону и говорит своим причиндалам: взял бы его, меня то есть, заместителем, да грамотешки у него маловато. И верующий поди-ка, богородицу часто поминает… Егор такой!

Гаврилов затрясся от смеха, достал платок, долго утирал слезы. Глазков тем временем оттеснил Егора Харитоновича, что-то шепнул ему, и тот удалился. Алексей сам начал рассказывать о заготовке камыша.

— Погоди, — остановил его Гаврилов. — Дай отдышаться… Куда ты заместителя министра отправил?

— Насчет обеда похлопотать.

— У него должно быть какое-то прозвище, раз такой говорун. В деревне ведь так.

— Есть прозвище. Егор Ботало.

— В самую точку, — опять засмеялся Гаврилов. — Если и работает столь же усердно — цены ему нет.

— Егор Харитонович из летунов, — начал объяснять Глазков. — Но из бестолковых, то есть бескорыстных. Зиму в деревне, а летом мотался из края в край… Выжигаю потихоньку из него бродячий дух. Здесь он хорошо все наладил. Хоть и горланит, а конвейер не стоит… Поощряем людей. Морально и материально.

— Бригадира не забываете?

— Отмечаем. Но ему будет особая награда. Поедет на заготовку соломы в Краснодар, машинистом пресса.

— Ничего себе премия! — удивился Гаврилов.

На таборе косарей заколотили железякой, оповещая, что из столовой привезли обед. Опять подскочил Егор Харитонович.

— Милости просим с нами пообедать. Щей до отвалу, каши от пуза… Распоряжайся тут, председатель, я на время Пашку подменю.

Егор Харитонович поправил фуражечку, задымил папироской и удалился берегом. Скоро донесся его крик:

— Пашка, рули к берегу, обедать пора! Обедать, глухая тетеря!

Бригадный стан был в молодом тенистом березняке. Созванное сигналом дочерна обгоревшее, мокрое, небритое камышовое воинство собралось за длинным, до желтизны выскобленным столом. Красуясь перед мужиками в коротеньком белом халате, столовская повариха Томка Ипатова бойко орудовала половником.

Иван Скородумов помешал ложкой густой красный борщ и скривился.

— А мясо? — загундел он. — Этому гаврику вон какой кусище подсунула! — Иван заглянул в миску сидящего рядом Кости Петракова. — Погоди, вертихвостка! Скажу Семке, на какой случай этого бугая откармливаешь.

За столом вроде только и ждали такого начала. Бросили ложки, начали советовать Ивану, чтобы он сам подсыпался к столовской поварихе. Кто-то тут же заметил, что Ивана уже никак не откормить до нужной кондиции. Скородумов не рад был затеянному разговору, торопливо хлебал, чтобы поскорее уйти из-за стола.

Но всегда веселая тема не получила развития. Так, чуть позубоскалили. Одни еще досмеивались, а другие уже вспоминали, какого страху нагнал ночной ураган.

Когда на табор пришли Гаврилов и Дубов, сопровождаемые Глазковым, мужики за столом сразу стихли.

— Здравствуйте, труженики моря! — поздоровался Михаил Григорьевич. — Примите в компанию.

— Это можно, — оживились косари. — Садитесь, лишняя ложка найдется.

— Проходите, дорогие гости! — запела Томка и мигом поставила три миски с борщом.

— Так и будем молчать? — спросил Гаврилов, когда косари управились с обедом.

— Ждем, — за всех отозвался Скородумов. — Поперед начальства скажешь — а после по шеям дадут.

— На тебя смотреть, так бьют с утра до ночи, — ответил ему Гаврилов.

За столом засмеялись. Напряжение спало, и как-то незаметно завязался разговор, быстро сведенный на засуху и заготовку кормов. Но тут подкатил колхозный автобус с агитбригадой. Пока артисты выгружались, Николай Петрович поздоровался с Дубовым и Гавриловым, смущенно, как всегда, улыбнулся.

— Вот, приехали…

— Посмотрим, посмотрим! — подзадорил его Виталий Андреевич. — А то мне про твой «Колосок» все уши прожужжали.

Кутейников опять широко улыбнулся.

Через пять минут лесная поляна преобразилась. Между деревьями было растянуто длинное полотнище стенгазеты с крупными рисунками. На одном Егор Харитонович, одетый в доспехи древнего витязя, рубит мечом камыш. На другом рисунке был изображен Лаврентий Сергеевич Родионов, поливающий поле из садовой лейки. Были здесь еще доярки, пастухи, строители.

А по рукам уже пошла «Молния» с последней новостью: Павел Игнатьевич Глазков сдал на колхозный фуражный двор три тонны сена.

— Родственник? — спросил Гаврилов Алексея.

— Отец.

— По его примеру многие пенсионеры корма готовят, — пояснил Дубов.

— Виталий Андреевич, — оживился Гаврилов. — Скажи-ка завтра своим газетчикам, пусть подготовят хорошую статейку для областной газеты. Это же здорово, черт возьми! А ты, Алексей Павлович, передай отцу мою большую благодарность.

— Хорошо, передам.

А у автобуса уже выстроились агитбригадовцы, и пошла то шутливая, то сердитая интермедия с частушками о засухе, заготовке кормов, ремонте ферм. Тут Николай Петрович был в своей стихии. Будто сразу помолодел: грудь колесом, неуклюжие с виду пальцы так и летают по кнопкам баяна, глаза блестят, седая прядка волос сползла на лоб…

— Ну и хитрец ты, Дубов, — сказал Гаврилов, когда они возвращались в райцентр. — Знал, что напоследок приберечь.

Они распрощались у райкома. Гаврилов уехал, красные сигнальные огни машины стремительно удалились и скоро пропали совсем.

Виталий Андреевич заглянул в райком, спросил у дежурного, не случилось ли еще чего чрезвычайного, позвонил Ныркову.