Семен Бабаевский - Собрание сочинений в 5 томах. Том 5

Это странное чувство новизны радовало и удивляло, и в самые первые часы косовицы, пожалуй, никто не испытывал и радости и удивления так остро, как постоянно, на протяжении вот уже многих лет испытывал Андрей Саввич Андропов. Казалось бы, в свои шестьдесят два года, когда он уже проводил тридцать третью жатву (военные годы в счет не шли), можно было бы уже и не волноваться, не радоваться и на все, что делалось вокруг, смотреть равнодушными глазами. А он не мог не волноваться и не радоваться. Все, что повторялось из года в год, было для него и ново, и непривычно, и быть равнодушным он не мог, и волновался, и радовался так, как будто ему было двадцать лет и как будто только сегодня впервые он встал за штурвал. Старого хлебороба радовало и то, что семейному звену Андроновых достались две новенькие «Нивы» бордового цвета, они красиво рисовались на желтом фоне колосьев; и что день выдался сухим, солнечным, без росы; и то, что белесые колосья ячменя, наклоняясь, покорно ложились под крыло и казались еще белее; и что перед самым косогоном с резким треском поднялся тяжелый перепел, отлетел в сторону и камнем упал в ячмень; и то, что так же, как во все годы, над комбайном чуть приметной точкой чернел в синеве неба жаворонок: напрасно певец старался, не зная, что песню его начисто заглушали моторы; и то, что к его «Ниве» этаким молодцом подкатил первый грузовик с высокими бортами и тут же с транспортера, как из сказочного рукава, светло-желтым ручьем потекло зерно. Вскоре грузовик, поскрипывая осевшими от тяжести рессорами, отвалил от бункера и, оставляя широкие следы колес, покатился по жнивью. Андрей Саввич смотрел ему вслед заслезившимися от счастья глазами и думал: «Ну, вот и прекрасно! Как это говорится, лиха беда — начало. А начало уже есть»…

Сроки уборки в «Холмах» были до предела сжаты, комбайны одновременно косили и вели обмолот, и для того, чтобы две машины втроем водить непрерывно, днем и ночью, Андрей Саввич установил в своем семейном звене скользящий график: когда двое Андроновых стояли за штурвалом, в это время третий отсыпался. Сейчас дома отдыхал Иван, Андрей Саввич разрешил ему остаться на ночь в станице: «Дело-то житейское, под боком молодая жена». Иван должен был сменить Петра и работать всю ночь. Сам же он, как старый, выносливый конь, вздремнув перед утром, мог и сутки управлять комбайном: помогали и опыт, и умение, и какой-то особенный душевный настрой. Изредка Андрей Саввич поглядывал назад — следом двигалась «Нива» Петра. Андрей Саввич был спокоен; Петро не отстанет, в работе не подведет. Увидел, как и к Петру подкатил грузовик, как шофер, улыбаясь, и показывая белые зубы на загорелом, совершенно темном лице, приветливо, помахал кепчонкой «Мог бы подъехать к комбайну Никита, как подъезжал, бывало, в прошлые годы, — думал Андрей Саввич. — Нет, не подъедет нынче Никита»… В это время заработал транспортер, потекло зерно в кузов двигавшегося рядом с комбайном грузовика, и старый механизатор еще раз убедился, что в самом начале, на разгоне, работа в его звене спорилась.

А над полями давно уже разгорелся жаркий полдень. В небе не было ни облачка, на земле — ни ветерка. Такой сухой, погожий день радовал и Барсукова, и он, появляясь тут и там, был доволен началом косовицы. Ему было как-то непривычно сознавать, что в нынешнюю страду к радостным мыслям об удачно начавшейся косовице примешивалось странное, незнакомое ему чувство к сыну Тимофею. Где бы Барсуков ни находился, с кем бы ни говорил, а о сыне всегда помнил: как-то не верилось, что Тимоша комбайнер и что в нынешнее лето впервые на уборке хлеба их, Барсуковых, было двое. «И кто же теперь здесь важнее и нужнее — отец или сын?» — с улыбкой подумал он. Как отцу и как председателю, ему давно бы надо было побывать в звене старика Беглова, повидаться там с Тимофеем, поговорить бы с ним. Он же, вместо того чтобы поехать к сыну, поднялся в небо («Холмы» обслуживал авиаотряд — три самолета и один вертолет).

— Спасибо сельхозавиации! — сказал Барсуков, когда вертолет, слегка покачиваясь, поплыл над полями. — Великолепный обзор всех зерновых. Мы, как боги, с неба можем посмотреть на творения людей!

Летели низко, окрест расстилались созревающие хлеба. Выделялись ячменные клетки, сверху они были похожи на раскинутые желтые паруса. По этим парусам двигались комбайны, на свежей, хорошо высветленной стерне лежали только что накатанные дороги, и грузовики, взвихривая пыль, неслись по ней — одни с зерном, другие порожняком. Не отрывая глаз от жнивья, Барсуков увидел стоявшего у штурвала комбайнера — парня в соломенной широкополой шляпе. Ему показалось, что это был Тимофей, и он, повернувшись к вертолетчику, с гордостью в голосе сообщил:

— Как раз под нами, вон на том комбайне, за штурвалом мой сын Тимофей. Первый раз в жизни убирает хлеб!

— Ну и как?

— По всему видно, старается, — ответил Барсуков. — Обучал Тимофея надежный мастер — Василий Максимович Беглов. Его машина третья. Давай приземлимся, узнаем, как у него идут дела.

В наше время никого и ничем нельзя удивить. Поэтому, когда вертолет опустился на стерню рядом с комбайном, Василий Максимович посмотрел на него как на что-то обыденное и привычное. А Барсуков сошел на землю, рукой поприветствовал старого комбайнера, со свежей копенки взял охапку соломы и начал отыскивать необмолоченные колосья.

— Эй, Михайло, отыскал потерю? — крикнул Василий Максимович. — Ищи, ищи!

— За вашу работу, батя, я спокоен.

— Тогда чего ради солому перетряхиваешь?

— Чтоб лишний раз убедиться. — Барсуков шагал рядом с комбайном. — Ну как, Василий Максимович, в два дня управитесь с ячменем?

— Ежели постараемся, то сработаем и раньше. Хлопцы у меня подобрались работящие, орлы!

— А как мой Тимофей?

— Заступит на ночь.

— А мне сверху показалось, что это он идет впереди вас.

— Нет, Тимофей зараз отсыпается.

— Андрей Саввич на двух «Нивах» управляется с сыновьями.

— Чего же он не взял к себе четвертого?

— «Поднажмем, говорит, и обойдемся своими силами». Андроновы хотят побольше заработать.

— Заработок само собой, без этого нельзя, — рассудительно ответил Василий Максимович. — Но Андрею хорошо зарабатывать, у него в подчинении находятся сыновья, вот в чем вся штука. Ему можно на них и прикрикнуть, и поднажать, свои, не обидятся. А у меня ребята хоть и старательные, а все ж таки не сыновья, и работаем мы в три смены. А у моего шурина весь день или всю ночь с комбайна не сходят.

— Побывал Барсуков и у Андронова. Поднялся на штурвальный мостик, постоял, чувствуя под ногами мелкую дрожь. Комбайн плавно входил в ячмень, слизывал стоявшие стеной стебли, и они, ложась колос к колосу, нескончаемой лентой спешили в барабан. Любил Барсуков чувствовать движение этой умной машины, слышать, как за спиной гудел, надрываясь, барабан, как невидимые, хорошо отлаженные механизмы отделяли зерно от соломы и половы.