Петрусь Бровка - Когда сливаются реки

— Приехала вот, если надо, праздничную вечеринку вам устроить, хотя вы еще и не заслужили этого... И Анежку мне жаль. Ей погулять хочется, а вы ее у плиты держите! Правда, Анежка? — обняла Восилене свою молодую приятельницу. — Можешь гулять и сегодня и завтра, разве что на минутку забежишь помочь…

— Одним словом, поклон тебе от всех нас за твою доброту, — с улыбкой снял шапку Никифорович. — Эх, жаль, Каспар, выхватил ты у нас молодицу прямо из-под носа!

— Это он-то выхватил? — сощурилась Восилене. — Как сказать еще... Может, не он меня, а я его к себе привязала! — и посмотрела с улыбкой на Каспара, который, добродушно усмехаясь, дымил цигаркой.

— Ладно, разговорами сыт не будешь, — сказал Рудак. — Анежка, принимай гостей!

Восилене вошла первой в столовую, оглядев, похвалила Анежку. На окнах и столах стояли цветы, стены были убраны зелеными ветками. Все присели за стол, и на некоторое время установилась тишина. Через открытые окна виднелись здания станции и Дома агрикультуры. Странное чувство охватило всех этих таких разных и чем-то похожих друг на друга людей: никто из них не мог считать, что сделал для строительства самое главное, и каждый был доволен так, словно именно он сотворил все это своими собственными руками. С другой стороны, никто из них не мог, не посмел бы себя назвать хозяином станции, но в то же время каждый из них чувствовал здесь себя не гостем, а хозяином и сознавал ответственность за все, включая этот торжественный обед.

— Вы только посмотрите, кто приехал! — воскликнул Алесь, и все кинулись к дверям.

Почти тотчас же он вернулся и представил средних лет человека в коричневом костюме:

— Товарищ Лапо, начальник Белсельэлектро...

— О-о-о! И Борис Васильевич к нам! — приветствовал Березинца, вошедшего вместе с Лапо, Захар Рудак.

Березинец сел рядом с Алесем, поздоровался:

— Поздравляю... Риск вполне удался.

Алесь понял, что речь идет о перемычке, и с благодарностью кивнул головой.

— Значит, завтра пускаем? — спросил Лапо.

— Да... Отпразднуем так отпразднуем! — сказала Восилене. — Мы, пергалевцы, в хор даем сто человек...

— Не выхваляйся, ты не пергалевская, а эглайненская, — спокойно положил ей руку на плечо Каспар. — И в хор мы даем не сто, а сто пятьдесят человек...

— Споем так, что на сто верст слышно будет! — поддался общему настроению Алесь.

— А тебе, брат, недолго тут петь придется, — обратился к Алесю Лапо.

— Почему?

— А потому... В твоем положении долго на месте не засиживаются! Решили назначить тебя начальником новой стройки.

— Если так, я хотел бы на Волгу.

— А если поближе?

— Хочется мне, товарищ Лапо, в большом коллективе и под началом опытных людей поработать...

Лапо усмехнулся, побарабанил пальцами по столу.

— Правильно рассуждаете, товарищ Иванюта, хорошо, что голова не закружилась... Что ж, подавайте заявление, рассмотрим.

— Позвольте, а кто же у нас останется? — забеспокоился Гаманек.

— Мне товарищ Иванюта писал, что есть у вас такой человек...

— Я Никифоровича имел в виду, — быстро пояснил Алесь.

— Что вы? — удивился Никифорович. — Я не справлюсь...

— Ладно, разберемся, — сказал Лапо. — Собственно, если вы собирали турбину, то и начальствовать на станции можете... Здесь инженер уже не обязателен. Если же будете настаивать, можем прислать человека.

В этот момент, в столовую ввалился Мешкялис. Он был запыленный, словно весь день провел в дороге. Сняв шапку и вытирая щеки от пыли, он, привыкший включаться в разговор с ходу, спросил:

— Кого послать, куда?

— Тебя послать! — захохотал Рудак.

— А куда?

— В Москву, на выставку...

— А что ж, можно и меня, я этого заслужил, — совершенно серьезно ответил Мешкялис.

— А я, — внес свое предложение Гаманек, — я, рассуждая по-стариковски, Яна Лайзана послал бы... Вот уж заслужил человек, так заслужил!

— А что вы, Якуб Панасович, в дела чужого колхоза вмешиваетесь? — насторожился Рудак. — Там свои хозяева есть...

— Да брось ты, Захар, дипломатию разводить, дядька Гаманек правду говорит, — согласился Каспар Круминь. — И Лайзан стоит того, и делиться тут нечего...

— Добрый ты в последнее время стал! — тонко уколол Каспара Захар. — Ну ладно, такие дела по осени решают, а сейчас надо гостям отдых дать.

Якуб Панасович забрал Лапо и Березинца к себе, разошлись и остальные. Восилене, выпроводив Каспара, начала хозяйничать на кухне. Алесь с Анежкой вышли погулять и вскоре очутились на опушке леса. Алесь вспомнил, что где-то здесь встретился он с Аделей Гумовской. «Нет уже тех негодяев», — подумал он и обнял Анежку. Потом они сидели на пригорке, и прямо перед ними, далеко внизу, расстилалось село Долгое. От станции в поля уходили столбы, и Алесь представлял себе, как связаны теперь одним проводом три селения. «Будто одна у них система кровообращения...»

— А вон и наша хата! — прижав к себе девушку, показал Алесь.

Из белой трубы на краю села вился сизый дымок, и Алесь догадался, что мать готовит ужин. Анежка ничего не ответила Алесю. Из соснового леса, где, очевидно, собиралась на гулянку молодежь, долетела песня:

— Ой, Йонинес! Праздник! — вскрикнула Анежка и, схватив Алеся за руку, потащила к роще.

Алесь, поддавшись ее порыву, бежал некоторое время рядом, потом посоветовал:

— Давай посидим здесь где-нибудь, посмотрим со стороны. Это ж интересно!

Анежка согласилась. Они присели на полянке за кустом крушины. Сквозь раздвинутые ветви увидели стайку пергалевских девчат, которые ходили между деревьями с венками в руках и пели:

— Как хочется к ним! — забеспокоилась Анежка, но Алесь удержал ее. — Видишь, сколько их!

С другой стороны приближались эглайненские хлопцы и девчата. Среди них, обнявшись, шли Петер и Марта. «И у них порядок!» — удовлетворенно подумал Алесь. Латышки пели:

Этот вызов девчат не остался без ответа. Ватага эглайненских хлопцев, окружив девчат, загудела басами:

И еще белели рубашки и кофточки у Долгого, долетала песня, хотя слов и не было слышно.

— Да это же они, наверное, на репетицию собираются! — догадался Алесь. — Кажется, Ярошка говорил об этом... Тебе там тоже хочется быть?