Георгий Садовников - Суета сует

— Что он задумал? — спросили Стась и Сусекин. Они пришли «болеть».

— По-моему, ничего особенного.

Едва из аудитории вылетел распаренный Бурлаков, я пошел на его место. И никто меня не упрашивал. Девчата не успели. Стась и Сусекин собрались было вдохновить — сказать напутственное слово, но только спохватились. Я рывком дернул дверь на себя и перелетел пространство между порогом и Гусаковым. Взять билет тоже было секундным делом.

Я сел за стол и мимоходом глянул в билет. Схватил лишь два вопроса — о Ромене Роллане и Вапцарове. На третий пока не стал даже смотреть. Я следил за Кириллом. Меня почему-то больше всего интересовало его поведение. Если он поступит так, как я предполагал, значит, у меня великолепная выдержка. Потому что я должен был промолчать во что бы то ни стало. И не шевельнуть пальцем. Почему все-таки? У меня сейчас нет времени думать об этом. Я слежу за Кириллом.

И еще один человек внимательно следил за Кириллом. Это Гусаков. Он-то, по всему видно, не забыл тот зловредный фельетон. И если автор попал в его руки, этим случаем он воспользуется непременно.

Кирилл недолго мудрил над билетом. Он повозил пером по чистой бумаге и, только освободился стул перед Гусаковым, пересел на него. И вовремя. К стулу было направился увалень Петя Востряков. Петя пожал плечами и сел на место. А Кирилл даже не извинился. Ему было не до этого.

Он смотрел в упор на Гусакова. Тот подобрался. Насупился. Кириллу попался трудный билет, но отвечал он блестяще. Наизусть прочитал Гусакову порядочный кусок из Николаса Гильена. Гусаков хищно смотрел ему в рот. Сторожил первое неверное слово. Но рот Кирилла захлопнулся, а этого слова так и не было. Но Гусаков уже что-то задумал. И держал наготове.

— Назовите современных писателей Гондураса. Кого знаете, разумеется, — сказал Гусаков.

Гусаков мельком глянул на меня, и я уловил в его глазах торжество. Мало кто знает писателей Гондураса. Кирилл вряд ли входит в их число. Но Кирилл выпалил единым духом:

— Ди Стефано, Суарес, Рамальетс, Хенто.

Оказывается, знакомые имена. Я их тоже знал. Но запамятовал. А Кирилл вот не забыл. Феноменальная память у моего друга. Гусаков — и тот поднял брови. Мало того, не удержался и в сердцах сказал:

— Молодец, Севостьянов! — И, повернувшись к нам, закончил: — Так надо знать зарубежную литературу! Таким образом!

— Нет, не так, — возразил Кирилл. — Совсем не таким образом. Ди Стефано, Суарес и другие — просто футболисты из сборной Испании. Пушкаша я не тронул, потому что у него венгерская фамилия.

Я это предвидел. Не в деталях, конечно, а в общих чертах. Я догадывался, что Кирилл выбросит именно такой фортель. Теперь я удостоверился в этом, а на дальнейшее можно было не смотреть.

Не глядя, я представил, как что-то пытался сказать Гусаков и не смог. А вот хлопнула дверь — это Гусаков убежал в деканат.

— Что и требовалось доказать! — возвестил чуточку побледневший Севостьянов и вышел в коридор.

Я двинулся вслед за ним. Сидеть тут не было никакого смысла. Скандал затянется надолго. Чтобы понять это, не обязательно владеть даром предвидения.

В коридоре между тем началась паника. Вконец перепуганные девушки окружили Кирилла. Они не знали, что произошло. Зато видели, как из аудитории выскочил бледный Гусаков и затрусил по коридору прочь. Девушки теребили Кирилла. Требовали информации.

— Ничего не случилось. Только то, что и требовалось доказать, — механически твердил Севостьянов, пробиваясь сквозь окружение.

Я подошел к нему на лестничной площадке. Он стоял один. Наши «болельщики», видно, где-то слонялись. Он пытался закурить. У него ломались спички.

Я спросил:

— А если бы не Гондурас? А если бы понадобились английские фамилии? Тогда что?

Он все же закурил. Жадно затянулся.

— На этот случай я припас «Тоттенхэм хотспур». Еще у меня есть французский «Реймс», итальянский «Милан», турецкий «Галатасарай» и сборная ФРГ без правого инсайда. Того я не нашел.

— Все же не по-хозяйски. Нерациональная трата времени. Ты возился с подшивкой три часа, а можно было назвать вымышленные фамилии. Придумать тут же.

— В том-то и дело, нельзя. Иначе не будет анекдота. А мне нужен анекдот. Чтобы он разошелся по институту. Чтобы поднялся шум. Чтобы все увидели, каков Гусаков. Понимаешь?

Дело свершилось, события получили толчок, и молчать теперь уже не совсем обязательно. И я высказался:

— Что ты все лезешь и лезешь из кожи?

— А что в этом плохого?

— Плохого, может, и нет, но только сразу вспоминается городская эстафета.

Я неспроста припомнил эстафету. Это было второго мая. Наша институтская команда вырвалась вперед и постепенно наращивала разрыв. Я стоял на предпоследнем этапе и видел, как Севостьянов принял эстафетную палочку. Он мчался, будто лань. Легкий и длинноногий. В белоснежной майке и голубых трусах. Молодое облако, слетевшее на землю. К этому моменту мы оторвались от медицинского института метров на двадцать. Я уже не говорю о других командах. Кирилл мог бежать спокойно, тем более бегать быстро он горазд. Но я увидел на его лице гримасу отчаянной решимости. Он бежал свои четыре квартала так, словно от него одного зависела победа нашего института. Он развил скорость, точно шел стометровку. Сил, конечно, не хватило, и он бухнулся у самой черты. Прокатился по асфальту метра два. Посмотрели бы вы тогда на его майку! Я начал было бег, а тут пришлось возвращаться к Севостьянову за палочкой. Из-за него едва не упустили первое место.

— Помнишь городскую эстафету? — повторил я.

— Тогда не хватило сил. Теперь я крепче. И вообще это более важное дело. Я не упаду.

По лестнице застучали торопливые шаги. Прямо на нас поднимались Гусаков и декан. Гусаков прошел, даже не взглянув. Декан остановился перед нами.

— Николай Николаевич, продолжайте экзамен, а я разберусь сам, — сказал он вслед Гусакову.

Я побежал сдавать экзамен.

— Ну-с, голубчик, нахулиганили? Объясняйтесь, — произнес декан за моей спиной.

Кириллу запретили сдавать экзамены. Временно. До полного выяснения обстоятельств. Так сказали ему. После выяснения обстоятельств его исключат из института. В этом никто не сомневался в нашей группе. Голос декана громыхал по всем этажам, когда он распекал Кирилла. У нас при этом ныло сердце. Мы привыкли к Севостьянову. Мы любим его. Я смотрю на него, думаю: вот он уедет, и я никогда не увижу его, и у меня екает в груди.

— Чепуха. Исключат — не исключат. Не в этом соль, — сказал нам Кирилл. — Главное, будут выяснять обстоятельства. Я этого и хотел. Сам декан возьмется за дело. Он обещал.