Наталья Парыгина - Вдова

— Значит, захотел.

— Что захотел? Убийцей назваться?

— И убийцей... Да я не знаю, — вдруг двинулась на попятную Ксения. — Я ж не говорю, что он напраслину на себя взвалил. Я только говорю, что бывает. Малолетку — срок, а взрослому — крышка. Вот иной раз и выручают ребята. Пристращают его или уговорят... А твой чего же... Может, и сам убил....

Слова Ксении ошеломили Дарью. Казалось, ничего уже не могло быть страшнее убийства, совершенного сыном, и предположение Ксении открывало лазейку для Митиного оправдания — хотя бы в душе матери, если не на суде. Но Дарья, нырнув на миг в эту лазейку, не оправдала, а еще суровее осудила сына. Как! Какой-то мерзавец, преступник, головорез Федька Хмель сгубил человека, а молоденький парнишка, на котором нет никакой вины, садится в тюрьму, чтобы спасти убийце жизнь. Себя губит. Мать в тоску вгоняет. Нюрке гадит жизнь. И все ради этого подлеца?

Ксения что-то спрашивала. Дарья не слышала. Задала ей Опенкина неразрешимую мучительную загадку. Если бы Митя сейчас был здесь! Если б поговорила она с Ксенией хоть на неделю раньше! В последнее свидание с Митей узнала бы она от него правду. Побежала бы к судье. Все бы повернула в новую сторону. Митю — домой. Хмеля — под расстрел. Пускай под расстрел! Чтоб смертью смерть искупил.

Ксения высказала лишь некий возможный вариант судебной ошибки, но Дарье уже казалось, что все так и было, как она говорит. Не убивал Митя! Ей ведь и сразу не верилось, что он убил. Но и такого, чтоб взял на себя чужую вину, не пришло на ум. А теперь Ксения словно кол забила ей в голову. За чужое злодейство Митя пострадал.

— Когда делать-то будем? — тронув Дарью за руку, спросила Ксения.

Дарья подняла на нее непонимающие глаза. Увидела хищно нацеленные глаза, вспомнила, зачем пришла.

— Да я... лучше уж скорей... Хоть сейчас.

— Деньги у тебя с собой?

— С собой не взяла. С завода я. Но деньги у меня есть, приготовлены, завтра же отдам.

— Нет, — хмуро проговорила Опенкина. — Меня одна обманула. Так же вот: завтра. Я ей сделала, а она мне — шиш. Жаловаться ведь не пойдешь... Да и полежать тебе надо будет... Ты вот чего... Ты под выходной приходи. Когда у тебя выходной?

— Еще три дня работать.

— Ну вот через три дня и приходи.

Дарья не находила себе места. То верила предположению Ксении, что Митя взял на себя чужую вину, и даже оправдание ему находила: застращал Хмель неразумного парнишку. То отвергала эту бессмыслицу... Чтоб ради такого подлеца на десять лет добровольно идти в колонию?

Надо было с кем-то поговорить, посоветоваться. К Угрюмовым кинуться? Нет. Не разбираются они в этих делах. Надо, чтоб разбирался человек.

И вдруг спохватилась: защитник! Вот же к кому надо идти. К Митиному защитнику.

Дарья воспрянула духом. Ей нравилось самое слово: за-щит-ник, человек, у которого такая удивительная, добрая должность — защищать людей, допустивших ошибки или даже совершивших злодейство. И выступление его на суде вспомнилось Дарье. Казалось, лучше всех понимал он и Митю, и Дарью, и всему суду очень толково объяснил, что Митя не так уж виноват. Он и против Хмеля в своей речи высказывался — о том, что Хмель завлек Митю на дурную дорогу. Вот только не пришло ему в голову, что не Митя убил Татарникова. Да кто бы мог это подумать? Одна Ксения Опенкина сообразила, будто сама все видела.

Дарья спокойно, с ощущением давно не испытанной уверенности в своей власти над судьбой, отправилась к защитнику. Увидела на двери знакомую табличку: «Адвокат И. И. Демин». Слово «адвокат» показалось ей сейчас неприятным. Она знала, что слово это означает ту самую должность, которая в народе именуется «защитник», но от него веяло холодом и тайной. Что бы не написать попросту: защитник. Так нет: адвокат... С чуть подпорченным настроением, но не потеряв своей уверенности, Дарья постучалась и вошла в кабинет.

Кабинет был маленький. Книжный шкаф со стеклянными дверцами стоял в углу, и солидные книги в немом единстве прильнули друг к другу на его полках. Дарья сперва скользнула глазами по корешкам книг, а потом уж перевела взгляд на самого Демина, с невольной гордостью за свое превосходство и перед адвокатом, и перед его книгами, ибо знала то, чего он ни сам собой, ни через книги понять не сумел.

Демин узнал ее.

— Проходите, Дарья Тимофеевна.

Он указал ей на стул напротив себя, а сам снял очки и потер пальцами покрасневшие и припухшие веки. На столе перед ним лежала толстая папка с печатанными на машинке бумагами — видно, опять разбирался в чьем-то деле, готовясь защищать виноватого перед судом. И, может, опять не догадается о самом важном.

— Митя-то, — негромко, но значительно проговорила Дарья, — не виноват. Не убивал он.

Демин воспринял ее слова без волнения, что несколько обескуражило и обидело Дарью. «Ну, да и то, — подумала она, — кто ему Митя, чтобы переживать? Одного оправдают, другого засудят, а третий готов, за решеткой сидит, суда ждет...»

— Вы узнали что-нибудь новое? — сдержанно спросил адвокат.

— Узнала. Хмель убил, не Митя. А Митя на себя вину принял, поскольку малолеток.

— Откуда у вас такие сведения? — сурово, как на допросе, поинтересовался адвокат.

— Ниоткуда. Своим умом дошла, — малость приврала Дарья.

Адвоката не поразили аналитические способности Дарьи.

— Я предполагал такую версию, — сказал он.

Дарья не поняла, что такое версия. Но общий смысл этой коротенькой фразы она уловила. Получалось, что защитник, как и Опенкина, допускал, что Митя не совершал убийства. Но как же тогда его осудили? И почему Демин так спокойно говорит о том, что Дарью в первый миг потрясло?

— Я говорил с Митей. Без его помощи я не могу доказать его невиновности даже в том случае, если сам в ней уверен.

Дарье вдруг припомнился случай с Митей летом прошлого... нет, позапрошлого года. Принес Митя неизвестно откуда десятка два ранних свежих огурцов. На базаре их не решался еще купить из-за непомерной цены даже главный инженер — подошел, поглядел, потрогал, да прочь направился. Дарья как раз у соседнего продавца лук торговала. А пришла домой — огурцы по всему столу раскатились. «Откуда?» — «Ребята угостили». Так и стоял на своем, хоть Дарья ни на секунду не поверила в щедрость его приятелей. Да один ли такой был случай...

— Упрямый-то он, упрямый, — подавленно проговорила Дарья. — Выходит, сам себе плеть свил.

Она еще поговорила с адвокатом, но не оправдал этот разговор недавних ее надежд. И тайной осталось для Дарьи — за что Митя получил срок: за тяжкую ли свою вину или за то, что спас подлинного преступника от заслуженной кары.

Накануне выходного, вечером, как договорились, Дарья отправилась к Опенкиной. Хибара стояла темная, и крохотного лучика не просачивалось на улицу из окошек. «Может, завесила окошки?» — подумала Дарья. Она постучала в дверь кулаком. Никто не отозвался. Дарья долго и безуспешно барабанила по двери ногой.