Николай Глебов - В степях Зауралья. Трилогия

Сергей поспешно вышел из-за стола. Округлив изумленные глаза, Никодим спросил с трудом:

— Ну, а Дарья что?

— А что Дарья? Известно, повыла да и перестала. Куда ей деться? У кого найдет лучше? Только вот стал я примечать, — понизил голос Дорофей: — с умишком-то у ней неладно что-то стало. Как бы не свихнулась баба совсем; хлебом-то она у меня забралась до рождества. Убыток, — вздохнул он. — Может, еще покушаешь? — подвинул сало Дорофей.

— Спасибо, — ответил сухо Никодим и вышел вслед за Сергеем.

Молодой Фирсов стоял на крыльце и, навалившись грудью на перила, безучастно смотрел на вечернее небо. Его тошнило.

— Людоеды мы с тобой, — покачал он головой и спустился с крыльца, сел на скамейку возле ворот. Ничто не нарушало вечерний покой степи. Мимо прошла неслышно какая-то женщина и точно растворилась в вечерней полумгле. Сергей поднялся со скамейки и, опустив голову, зашагал в степь. Душевная пустота овладела им, и чем дальше он удалялся от страшного жилья, тем сильнее чувствовал одиночество. Вспомнил Устинью, с которой не встречался со времени драки с горянами, тихую ночь в переулке ее дома. За курганом поднималась луна, заливая мертвым светом равнину. Пахло полынью, богородской травой и кипреем, которым так богаты степи Южного Зауралья. Вернувшись на заимку, Сергей разбудил Никодима. На рассвете они выехали в Марамыш.

Никодим запил. Закрыв на ключ свою комнату, вынул из-за пазухи бутылку водки.

Вскоре проходившая по коридору работница Мария услышала тяжелый вздох. Припав к замочной скважине, стала наблюдать. Никодим налил стакан и, посмотрев на свет, с жадностью выпил. Налил второй, молча опрокинул и его в рот, обвел тяжелым взглядом стены и потолок и, опираясь рукой о стол, поднялся со стула.

Из комнаты послышалось печальное гуденье:

— Милая Стеша, мать дьяконица, подруга моя! Спишь в земле! А я вот бодрствую и не могу найти покоя…

Расстрига тяжелым шагом подошел к висевшей в углу иконе и опустился на колени.

— Да направится молитва моя, как фимиам перед лицом твоим, — произнес он глухо. — Воздеяние рук моих как жертва вечерняя…

В комнате послышался звук, похожий на рыдание. Закрыв лицо руками, Никодим прошептал молитвенно:

— …Господи, владыка живота моего, дух праздности, уныния, любоначалия, празднословия, не даждь ми…

Стукнувшись лбом об пол, расстрига поднялся на ноги, подошел к столику и, взяв бутылку, с жадностью припал к горлышку. Через несколько минут, прищелкивая пальцами, он горланил весело, искажая арию герцога из «Риголетто»:

Мария плюнула и отошла от дверей. Дня через два расстрига явился в дом Фирсова в рваной рубахе и в старых галошах на босу ногу. Он хотел было проскользнуть в свою комнату незаметно, но неожиданно столкнулся в коридоре с Никитой.

— Как погулял, добрый молодец? — спросил тот и строго добавил: — Следуй за мной.

Закрыв дверь, Фирсов подошел к Никодиму и, не спуская с него ястребиных глав, сказал жестко:

— Если ты не умеешь держать себя в моем доме, можешь идти на все четыре стороны. Понял?

— Хорошо, — ответил тот кротко и повернулся к выходу. — Я уйду, Никита, но без меня тебе будет плохо! Жалеть будешь, ибо одна у нас с тобой дорога в геенну огненную, а идти туда тебе одному скучновато.

— Убирайся вон, кутейник! — затрясся от злобы Фирсов. — Кто из нас угодит к сатане, будет видно. Но пьяницам туда дорога верная.

Сергей вернулся с охоты под вечер. Узнав о пьянстве Никодима, забеспокоился.

— Надо его найти и привести домой!

— Я его выгнал, — махнул отец рукой. — Срамота, явился в исподней рубахе, в галошах на босую ногу, как бродяга.

— Как выгнал? — спросил в изумлении Сергей.

— Вытурил и все.

— Послушай, отец. Я с этим не согласен: Никодим честный человек.

— Не вижу.

— Если ты не хочешь видеть, так я знаю. Его нужно найти сегодня же, — заявил твердо Сергей.

— Ну, пошли работника по кабакам, раз так уж он тебе нужен, — сердито произнес Никита.

— Я сам пойду искать!

Пьяный расстрига сидел в «сладком краю», в харчевне, и, грохая кулаком по столу, говорил своему соседу, отставному регистратору Феофану Чижикову:

— За мной Фирсов явится, потому без меня у него дело не пойдет!

Захватив жиденькую бороденку в кулак, Феофан с собачьей покорностью посмотрел расстриге в глаза.

— Если не сам придет, так Сергей искать будет. — Поднявшись, Никодим продолжал: — Теперь мы с Никитой возьмем мужика за горло вот так!.. — Схватив стул, он грохнул его об пол. Раздался треск и испуганный крик хозяйки. Бросив обломки в угол, расстрига наклонил побледневшее лицо к Феофану. — Разорву любого на части, кто мешать нам будет, — прошептал он, точно безумный.

Чижиков в страхе отодвинулся и пролепетал чуть слышно:

— Страшной вы силы человек.

— Сила человека не в руках, а вот где, — постучал себе пальцем в лоб Никодим и, повернувшись к рябой и рыхлой харчевнице, сказал коротко: — Сотню пельменей и полбутылки водки!

— За стул кто платить будет? — спросила та.

— Я.

— Давай деньги, — протянула она руку.

— Отвяжись, — двинул ее плечом Никодим и обратился к Чижикову: — Что такое человек?

Феофан, кашлянув в кулак, произнес неуверенно:

— Человек есть царь природы.

— А ты?

Отставной регистратор заерзал на стуле.

— Ты тоже царь природы? А? Что молчишь?

— Не могу знать, — пролепетал он.

— Не знаешь, так я тебе скажу: ты, рожденный от мухи и комара, ждешь, когда подам тебе водки, за которую готов продать свою мерзопакостную душонку. Понял?

Чижиков выпятил по-петушиному грудь и одернул полы засаленного сюртука.

— Милостивый государь, прошу не оскорблять. Мой родитель, дай ему, бог, царства небесного, дослужился до звания казначея, а покойная мамаша была дочерью волостного писаря.

— Ну, ладно, Феофанушко, не обижайся, — расстрига облапил Чижикова, — выпьем.

Через час Никодим, положив голову на стол, храпел на всю харчевню, у его ног, свернувшись калачиком, спал Феофан Чижиков.

Проснулся Елеонский от сильной встряски. Открыв отяжелевшие веки, равнодушно посмотрел на стоявшего перед ним Сергея.

— Пойдем, Никодим Федорович, домой, — сказал тот мягко.

— Милое чадо. Нет у меня пристанища на земле, ибо я уподобен древнему Иову и валяюсь где попало. Сир и наг и деньги все пропиты.

— Пойдем, я достану.

Никодим тяжелым взглядом посмотрел на юношу.

— Запой у меня. Болезнь такая, — сказал он глухо. — Не бросай меня, Сергей. Пригожусь тебе еще в жизни. Поддержи в эти минуты. А то свихнусь!