Валентин Овечкин - Том 2

Большая пауза.

Что жена тебе писала? Ты еще письмо получил?

Павел. Получил, когда послал ей телеграмму. Гордая. Не хотела первой писать мне. Что пишет? О колхозе пишет. О себе, как жила… Их гестапо забрало в первые же дни, как пришли немцы… Мне было радостно не только потому, что жива она и дочку спасла, а что хорошо прожила это время… Много я передумал о ней на фронте. Я самого худшего боялся. Думал, не дорого ценила все наше, легко с ним и расстанется. А она в партизанах была, воевала.

Катерина. Значит, и ее коснулось… Не надо, не рассказывай. Не думай о ней сейчас, Паша! Смотри на меня… Душу она из меня вынула!.. Вот говорю так, а если бы остался ты, не знаю, как бы мы жили. Все стояла бы перед глазами та, которую ты бросил, раненую… Вон машина уже едет…

Павел (смотрит на дорогу). Наша машина… Остановилась. Зовут. (Встает.)

Катерина (встает). Обними последний раз.

Долгая пауза.

Павел. Мне нелегко без тебя будет…

Катерина. Знаю… (Словами песни.) «Полетила б за тобою, та крылэць нэ маю…»

Павел.Чего тебе пожелать, Катя, на прощанье?

Катерина. Ничего не желай. Что было, то прошло, что будет — увидим. Прощай, иди… Прощай, Паша, сердце мое! (Плачет, еще раз обнимает и отталкивает его от себя.)

Павелуходит, оглядываясь. Катеринасмотрит туда, куда удалился Павел, на машину, увозящую его, на степную дорогу — смотрит, застыв неподвижно на месте.

Занавес.

Двор Марфы Стеблицкой. Слева крыльцо хаты с вывеской: «Правлiния колгоспу «Ленiнский шлях». На середине двора большая яблоня, под ней летняя печка с высокой железной трубой, стол, скамейки. Справа плетень, отгораживающий усадьбу Стеблицкой от хозяйственного двора. На земле, под плетнем, валяется немецкая каска — можно догадаться, что Марфа приспособила ее под какие-то домашние нужды, наливает в нее воду курам или кормит поросенка. На хозяйственном дворе, под навесом, виден разный уборочный инвентарь. В глубине сцены — панорама села. Кое-где на обгорелых стенах хат уже новые стропила. Под яблоней собрались: Марфа Стеблицкая, Вера, Катерина, женщиныиз других бригад, Явдохаи Мирон. За плетнем, облокотившись на него, стоит Максим. Он, видимо, починял инвентарь на хозяйственном дворе — в руках у него молоток и большой гаечный ключ. Женщин интересуют ящики, сваленные под яблоней. В них — товары, привезенные из района.

Вера. Ну, покажи, Мирон, что там за товары привезли нам?

Мирон. Нельзя. Это вот все у Марфы Ивановны под отчетом будет. Пусть в хату снесет и под замок. А в воскресенье откроем распродажу — под трудодни. Я уже вам говорил: это район выделил нам, как передовому колхозу.

Вера. Хоть один ящик открой!

Мирон. Вот пристали! (Открывает крышку одного ящика). Смотрите.

Женщинызаглядывают в ящик. Верадостает оттуда сапоги огромных размеров.

Вера. Или они думают, что мы тут рыболовством занимаемся? (Роется в ящике). Нет, только одна пара на верблюда, а то все на людей. И калоши есть.

Мирон. Посмотрели? (Заколачивает ящик.)

Женщина. А там что?

Мирон открывает крышку другого ящика, там мануфактура.

Вот этого возьму себе на костюм! Давно хотела пошить костюм.

Марфа (достает кусок материи). А мне этого рябенького на блузку.

Мирон. Вам тут товаров отвалили — вагон!

Вера. О, девки, заживем! Будет из чего пошить и летное, и зимнее, и кровати будет чем застлать.

Явдоха. Одним дуже жирно, а другим — ничего.

Вторая женщина. Ничего, как трудодней в табеле ничего. А трудодни есть — получишь.

Явдоха. Что получу?

Первая женщина. На собрании скажут.

Мирон. А, Явдоха заговорила!.. У тебя-то с получкой, пожалуй, плохо будет. Сколько у тебя трудодней?

ЯвдохаТринадцать, чи шо, подсчитывал бригадир.

Мирон. Несчастливое число. За месяц?

Вторая женщина. Какое за месяц! С самой зимы, как и восстановили колхоз.

Мирон (заколотил ящик, сел за стол). Ну, давай тогда, Явдоха Семеновна, поговорим официально. Мне Андрий Степанович поручил, как временному завхозу, выяснить, что ты дальше думаешь делать. Тринадцать трудодней за полгода! За такие достижения и до войны из колхозов выгоняли.

Явдоха. А я, Мирон Федотыч, справку имею от фершала.

Мирон. Покажи. (Берет у Явдохи бумажку, читает.) «Выдана гражданке Явдохе Семеновне Марченко…» Так… «растяжение жил на правой задней ноге и воспаление ратиц…» Ничего не понимаю. Это у тебя растяжение жил на правой задней?..

Явдоха. Ох, не ту дала! То на корову! У меня еще есть. (Ищет за пазухой.)

Марфа. Ты брось свои справки, а скажи человеку прямо: огороды мешают тебе о колхозе подумать.

Женщина (загибает пальцы). На своем плану — один огород. Корниенковых план захватила — два. В лесу три поляны распахала…

Явдоха. Две.

Женщина. Брешешь, три, и за лесниковой хатой есть, сама видела, как ты картошку там полола. Сколько? Пять? Да у Савченковых сирот пополам взяла. Шесть огородов!

Марфа. Гектара три нахватала.

Катерина. Есть от чего жилам растянуться.

Мирон. Кто ж ей разрешил?

Вера. Староста разрешил, так и пользуется с тех пор.

Мирон. За какие заслуги?

Явдоха. Староста, да. По тому времени он начальником был. Я не самоправно. Мне власть дала. Хочь поганая, да власть. А вот ваши бригадиры самоправно колхозное жито косят.

Катерина. Кого властью называешь? Что плетешь?

Марфа. Палач он был, а не власть.

Мирон. Погоди. Кто косит жито? Где?

Явдоха. Дид Мусий косит.

Вера. Какое жито? То, что постановили бросить горобцам на пропитание.

Явдоха. Я себе хотела нажать там снопов двадцать, так дид Мусий прогнал меня оттуда. А сам косит, ему можно — бригадир!

Марфа. Да брешешь ты!

Явдоха. Чтоб мне провалиться! И Иван Назарович с ним. Поделили пополам. Должно быть, уже кончают, если не разбомбило их там. Сама видела.

Марфа. Иван Назарович? На минах?..

Мирон. Неужели соблазнились?..

Максим. А чего ж? Жито хорошее, колхоз отказывается — чего ему пропадать! У хозяина бы не пропало.

Явдоха. Огороды мои глаза им колют! Корову им отдай, сама на работу иди, а получать что? Им и калоши, и ситчики, а мне — ничего.