Виктор Вяткин - Последний фарт

— Разве он не добра тебе желает?

— Добра? А я? Или не радовались бедняки возвращенным олешкам? Или они не получили обратно отобранные солдатами шкурки? Зачем говоришь так? — заволновался Миколка. — Вот прогоним богачей, купцов…

— Чего же ты пришел? Ну, беги обратно да скорей выгоняй. И Машку тащи за собой. Пусть еще выпорют разок. Или уже выдохся, как надутый пузырь? — Теперь голос старика прозвучал сердито.

— А разве у деда не украли его оленей? Или не ваши разговоры когда-то слушал я в юрте?

— Потерявший имеет сто грехов, а укравший только один, — усмехнулся старик. — Чего мы тут разболтались? — Он повернулся к юрте и крикнул: — Эй, Машка! Или ты не слышишь, что пришел гость? Или он не с дальней дороги?

Девушка выглянула в дверь.

— Миколка? Ты пришел? Один?

Он понял, о ком хотела спросить Маша, и махнул рукой в сторону Среднеканского перевала.

Маша подбежала к нему.

— Я знала. Я так ждала, — шептала она, вытирая глаза то одной, то другой рукой. Старик удивленно закряхтел и еще ожесточенней принялся вырубать ступеньку.

…За стеной звякнула крышка кастрюли. Позванивая, покатилось ведро и, ударившись о пенек, остановилось. И снова послышалось монотонное бормотание ключа.

— Опять притащился, лохматый? — обрадованно прислушался Полозов. Теперь явственно донеслось сопение, тихий хруст рыбных костей и довольное урчание. Облизывает сковородку, догадался Полозов и сел на нары.

Полозов долго сидел, радуясь наступающему дню.

Солнце раздвинуло небосклон, позолотило вершины сопок. Сразу запели птицы. На перекате запрыгали золотистые блики.

Когда весной старатели пришли в долину, то первым делом принялись искать следы работы Бориски. Они обследовали всю террасу, но не нашли и признаков его пребывания здесь.

Только на пепелище зимовья лежали кучки промытых песков. Кто мог засыпать шурфы?

Полозов подошел к забою и долго вглядывался в породу. На солнце засветилась желтая искринка.

— Нет, пирит, — пробормотал он огорченно и раздавил пальцами желтую крупинку. — Но где могут быть шурфы Бориски? — снова спросил он себя.

Из зимовья вылез Басов, потянулся, сел рядом.

— Да ты что, и впрямь намерен оставаться тут на зиму? А еда, одежда? — Басов встал и набрал горсть породы: — Не валяй дурака. Всей земли не перекопаешь. Ну где оно лежит, это чертово золото? Где?

— Под пустыми породами. Для этого будем делать разведочные шурфы, — спокойно ответил Полозов.

— У нас всего фунтов десять муки.

— Но нет пути назад. Мы должны помочь рабочей власти и не пускать банду.

— Но вперед-то дорога не закрыта. Зимы нам не пережить. Ничего у нас нет. Мы можем спуститься на лодке до Средне-Колымска.

— Мы будем здесь, пока в ревкоме нам не скажут что необходимость быть здесь миновала и мы можем уйти! Ясно? — Полозов злился, но сдерживал себя.

Басов нерешительно потоптался и посмотрел на сопки.

— Не раздобудем продуктов, тогда что? А если мы с Кановым возьмем да уйдем вниз. Кто нас там знает?.. — пригрозил он робко.

— Никто не уйдет, пока я жив!— Полозов ударил кулаком по шлюзу, разбил руку до крови и совсем рассвирепел. — Ты можешь катиться куда хочешь! Разве мы тебя уговаривали?!

Басов выдержал его взгляд.

— Ты не жалеешь ни себя, ни других. Да это еще куда ни шло. А вот Канов, он в годах. Ты совсем рехнулся, Иван! — заговорил он мягко. — Не сидеть же тут годы? Из Олы никаких известий. Может, про нас уже никто из живых не знает.

— Ты не мути, — перебил его Полозов. — Павел Григорьевич при тебе же говорил: Куренев охотится вблизи Олы. Если не он, то учитель передаст указания. Значит, ничего не изменилось, и будем ждать. А насчет Канова ты ошибаешься. Без меня он никуда не уйдет, да и я его нигде не оставлю.

— Ты вытянул из себя все жилы. Звереешь. Разве сам этого не замечаешь? — глухо заметил Басов. — Нельзя же так.

— Бывает, уж извини, — обмяк Полозов. — Жизнь всякое творит с человеком. А теперь запомни, мы не уйдем, если даже придется нам питаться похлебкой из оленьих шкур. — Полозов глянул на восходящее солнце и, повернувшись, направился к зимовью. — Пошли завтракать, и за работу, — добавил он таким тоном, точно и не было у них крутого разговора.

Лето не принесло успеха старателям, но работы не прекращались. Басов и Канов молча вздыхали, Полозов ворочал за троих: пусть видят, что и он не мед пьет. Усталость тупила мысли, да и шло время. Не за горами и зима. Река уже глухо звенела под ледяной крышей. Старатели заканчивали перестройку зимовья.

Облака нависли над самой землей, и казалось, снежинки слетают с деревьев. Перекур. Басов принес охапку хвороста, вынул спички. Канов уныло свесил голову, устроившись на пеньке. Полозов встал.

— Не надо костра, только размерит! Успеть бы закончить сегодня — и под крышу! — сказал он Басову. Тот молча разметал дрова и сел.

Полозов смел снег с двух длинных бревен, подсунул вагу под камень, приподнял.

— Отдохнули малость, и за дело. Теперь вот эту парочку, И порядок.

— Сыне? — поднял голову Канов. — Зачем такое? Извел ты своими затеями.

Полозов не ответил, молча подхватил комель, вскинул на плечо и, подождав, оглянулся! Канов с Басовым пыхтели, поднимая вершину.

— Давай! — крикнул Полозов и, покачиваясь, пошел.

У сруба Канов выпрямился во весь рост и затолкнул вершину на верхний венец сруба, вытер шапкой лицо.

— Обрезать бы надобно. Зачем такие концы?

— Разведаем россыпь, поставим под них стойки — и забирай стены. Тогда разместится целая артель.

— А-аа, ты все о своем. Токмо разведаем ли, сыне… — вздохнул Канов и, надев рукавицы, забрался на сруб. Полозов уже оседлал бревно и топором рубил угол. «Хрясь! Хрясь!» — летели желтые, как масло, щепки.

Уложили верхний венец. Настил из жердей оставалось покрыть дерном, и жилье было бы готово.

Уже вечерело, когда Полозов утеплил кровлю, установил трубу. Разогнувшись, он взглянул на берег Среднекана. На фоне снега темнели две черные фигурки: одна высокая, другая совсем маленькая.

Федот? Нет, тот ходит степенно, ровно. Похоже, Петька. А кто же второй?

— Пе-е-отр? Ты-ыы?! — крикнул Полозов. Парень снял шапку, помахал и припустил бегом. — Гости к нам! Канов, ставь чай, Басов, за тобой уборка в избе! — приказал он и, спрыгнув с крыши, кинулся навстречу.

Человек повыше ростом повернул по ключу. Это был Петька. А в маленьком человеке Полозов узнал Машу и опешил. С ума сошла!

— Ты зачем? — спросил он досадливо.

Маша спряталась за лиственницу.

— Почему так встречаешь? Девка рвалась, радовалась, — упрекнул его Петька. — Наведался я к Миколке. Машка согласилась проводить до тебя.

— Прости, Маша, — подошел к ней Полозов. — Не хотел тебя обидеть, да уж так вышло.