Юрий Смолич - Рассвет над морем

Когда мосье и мадам Энно были, наконец, через головы всей толпы доставлены к своему столику и еще стояли, раскланиваясь в ответ на бурную овацию, генерал Бискупский сделал два шага, отделявшие его от почетных гостей, и, согнувшись почти пополам, прошептал:

— Ваша светлость! Ваша драгоценная жизнь и драгоценности вашей супруги в полной безопасности!

— Мерси, генерал! — поблагодарил консул. — Мы о вас не забудем…

— Ваша светлость!.. — снова заговорил генерал.

Видно было, что он собирается или снова на что-то пожаловаться, или о чем-то попросить. Но мадам Энно не любила, когда у нее чего-нибудь просили, и потому поспешно прервала разговор.

— А это кто такие, генерал? — спросила она, указывая на десяток молодых людей, полукругом выстроившихся перед столиком.

— Репортеры и хроникеры, ваша светлость! На предмет интервью и фотографических снимков. Общественность города и всей России ждет вашего слова и жаждет лицезреть ваши особы. Разрешите щелкнуть?

— Пусть щелкают! — милостиво разрешила мадам Энно и привычным движением поправила пышный шиньон. Теперь вид ее перед аппаратом был достаточно эффектен.

Вспыхнул магний, десять аппаратов дружно щелкнули. И сразу же репортеры выхватили карандаши и блокноты и бросились к мосье и мадам Энно.

Но тут как раз подоспел градоначальник.

— Тпрусь! А-ту! — зашипел он, отгоняя репортеров.

Однако мадам Энно его остановила и приветливо кивнула журналистам.

— Эмиль, — подтолкнула она консула, — можно!

Желтый бумажник крокодиловой кожи — уже вторично за сегодняшнее утро — появился в руках мосье Энно. Из бумажника появился и сложенный вчетверо листок.

Шум в зале как отрезало, воцарилась мертвая тишина. Только слышно было, как тяжело всхлипывал в свою тарелку камергер и дробно стучали секачи на кухне, готовя котлеты.

Голос консула Франции с особыми полномочиями прозвучал в торжественной тишине, как глас архангела перед страшным судом.

— Я прошу, чтобы декларация Антанты, которую я уполномочен огласить перед российской общественностью, сегодня же появилась в газетах!

В переводе на русский язык не было необходимости: большинство из присутствовавших в зале представителей российской «общественности» знало французский язык зачастую лучше русского. Тишина стала еще глубже — на камергера цыкнули, и даже на кухне перестали рубить котлеты.

Репортеры сделали стойку. Представлены были одесские газеты «Родная страна», «Южная Русь», «Проюг», «Новi шляхи», «Вiсник Одеси», «Одесская почта», «Одесский листок», «Одесские новости» и «Маленькие одесские новости» — все монархические и националистические органы прессы.

— Пожалуйста, — сказал консул, протягивая бумажку.

И девять репортеров, сбивая друг друга с ног, бросились к мосье Энно.

Самым проворным оказался корреспондент «Маленьких одесских новостей», он успел схватить бумажку и стремглав кинулся к двери. Измятая бумажка была намертво зажата в его кулачке.

Но на полдороге его перехватили.

— Прочитать! — ревел зал. — Огласить! Обнародовать!

Выхода не было. Хроникер понял, что живым ему отсюда не выйти. Спасая свою жизнь и свою добычу, которая сегодня же прославит его на всю Одессу, а быть может, и Россию, и даст ему утроенный гонорар, хроникер вскочил на столик.

Зал замер.

Но, прежде чем читать текст, хроникер с торжеством поглядел на своих коллег и произнес:

— В дружеской беседе с корреспондентом «Маленьких одесских новостей» консул Франции с особыми — чрезвычайными и экстраординарными — полномочиями авторитетно заявил…

Только тогда он развернул бумажку и начал читать в самом высоком, патетическом тоне:

«Державы Антанты заявляют через своего особого уполномоченного, французского консула в Киеве, что они решили не допускать ни малейшего уклонения в деле восстановления порядка и реорганизации России, начатой русскими патриотами и полностью поддерживаемой союзниками. Возрождение России как государства, входящего в состав победоносного блока стран Антанты, будет осуществлено в соответствии с желаниями всех патриотов и всех элементов, стоящих за порядок в России. Что же касается, в частности, областей Южной России, как оккупированных, так и не оккупированных немцами, находящихся под угрозой большевизма, то государства Антанты заявляют о своем непоколебимом решении поддержать в них порядок. Это непоколебимое решение в самом ближайшем времени будет подкреплено силой оружия — вооруженными силами настолько значительными, насколько потребуют того обстоятельства. Кроме того, они заявляют, что отныне возлагают личную ответственность на всех лидеров партий и организаций, независимо от их политической окраски, буде они попытаются сеять смуту или распространять анархию…»

Вот когда наступило настоящее вавилонское столпотворение.

Казалось, потолок ресторана обрушится и погребет под собой всех — вместе с самим консулом Франции и ресторатором Штени.

Сановные особы исступленно кричали «вив», «ура», «слава». Солидные граждане хлопали в ладоши, разбивая пальцы в кровь, как мальчишки. Аристократы «чистых кровей» топали ногами, как лошади, как плебеи на галерке в цирке. Величавые генералы и невзрачные штатские тузы падали друг другу в объятия. Дамы и старики плакали. Они продавали родину иностранцам с упоением.

Репортера «Маленьких одесских новостей» уже давно вынесли за дверь. Уже, должно быть, жужжали типографские машины, печатая экстренный выпуск газеты, а в ресторане все еще не смолкало шумное ликование.

Кто-то затянул марсельезу, ее тотчас же подхватили за столиками лидеров партий. Министры и дипломаты грянули «Боже, царя храни!» Генералы, точно юнкера, запели с присвистом: «Марш вперед, трубят в поход черные гусары, звук лихой зовет нас в бой, наливайте чары!..»

Потом все с бокалами шампанского толпой двинулись к столику мосье Энно. Каждый из двухсот представителей российской «общественности», присутствовавших в ресторане, хотел чокнуться с представителем цивилизованного мира — с великим консулом великой Франции, возвестившим великое спасение великой Российской империи.

И каждый, чокаясь, во все горло орал свой вопрос, стараясь перекричать всех остальных.

Херсонский помещик Балашов ревел:

— Так помещичьи имения будут возвращены?

— О, безусловно, мосье! — любезно кивала ему супруга консула Франции.

Товарищ председателя Протофиса Демченко надсаживался:

— А акции, займы, долги будут гарантированы?

— О мосье, что за вопрос? — разводил руками мосье Энно.

Председатель Одесского биржевого комитета Вайнштейн чуть не разрывался:

— Мон дье! [17] Боже мой! (франц) Мессия! Чтобы я так жил!