Юрий Смолич - Рассвет над морем

— Генерал просит войти парламентеров.

Делегаты вошли.

Это был кабинет. Генерала в кабинете не было. Два офицера — одни во французской форме, другой в американской — сидели по эту сторону большого кабинетного стола в глубоких кожаных креслах. На втором, большом столе, стоявшем в стороне, у окон, покрывая всю его поверхность, лежала развернутая огромная карта.

Александр Столяров взглянул на нее. Это была не карта, это был план Одессы. Синими и красными линиями и стрелками были обозначены кварталы города. Очевидно, красные линии обозначали позиции рабочих дружин.

Шурка прошептал, обращаясь к товарищам:

— Вот этот — Фредамбер, а тот, черный и толстый, американец Риггс…

Дверь в глубине кабинета открылась, и в комнату вошел высокий, осанистый, с седой шевелюрой человек в форме французского генерала. Это был д’Ансельм.

Генерал сразу же подошел к столу, остановился и, опершись о него обеими руками, немного подался корпусом вперед.

— Здравствуйте! — промолвил он, окидывая всех быстрым и высокомерным взглядом.

Александр Столяров ответил:

— Здравия желаю!

Шурка Понедилок:

— Мое почтение!

— С кем имею честь? — спросил генерал.

Александр Столяров вышел вперед и сказал:

— Мы делегация от Совета рабочих, матросских и солдатских депутатов города Одессы.

Генерал поднял одну бровь и стоял молча, опершись обеими руками на стол. Фредамбер и Риггс сидели. Выдержав паузу, генерал опустил бровь и сказал:

— Прошу прощения, но мне не было известно, что в городе существует Совет.

— Жаль!.. — выскочил было Шурка, но сразу же смолк под взглядом старого Птахи.

Александр Столяров улыбнулся и сказал:

— Это не делает чести вашей разведке, генерал. Совет рабочих депутатов существует в городе Одессе с марта месяца тысяча девятьсот семнадцатого года. Две недели тому назад трудящиеся Одессы его переизбрали, как и положено по конституции… — Александр Столяров снова улыбнулся и добавил: — Под вашим высоким покровительством… но нелегально.

Никодим Онуфриевич с восхищением поглядел на сына: черт побери, он никогда и не думал, что его Сашунька такой тонкий дипломат, так свободно держит себя с аристократами и может так врезать самому французскому генералу!

Полковник Фредамбер быстро произнес:

— Генерал, конечно, шутит. Нам хорошо известно все, что делается в вашем Совете.

Галя быстро перевела.

Генерал выслушал ее внимательно, словно проверяя точность перевода и пристально разглядывая ее миниатюрную фигурку.

— Сколько вам лет, мадемуазель? — спросил он вдруг с улыбкою.

Галя пожала плечами и ответила:

— Двадцать три.

— Скажите! — удивился генерал. — А я бы не дал вам больше семнадцати. Ну, восемнадцати…

Галя не перевела этих его слов, и товарищи вопросительно смотрели на нее.

— Он спрашивает, сколько мне лет, — сказала Галя и покраснела.

Генерал добавил изысканным тоном:

— Вы так молоды, так хрупки, но — уже секретарь Военно-революционного комитета! Удивительно! Нет, правда, — обратился он к Фредамберу и Риггсу, — русские — это удивительные люди!

Фредамбер тоже задал вопрос:

— Разве в вашем Военно-революционном комитете не нашлось… революционеров из военных, которые бы взяли на себя такие, гм… специфически мужские обязанности? Наша разведка…

Галя стала переводить, но Столяров перебил ее, не дослушав:

— А наша разведка, господин Фредамбер, информировала нас, что вы чудесно владеете русским языком, потому что родились на Старопортофранковской или Базарной в городе Одессе… Поэтому, мне кажется, вы бы могли не задерживать нас и говорить по-русски.

Пока полковник Фредамбер переваривал пилюлю, а полковник Риггс что-то ворчал, гневно поглядывая на Фредамбера, Столяров добавил:

— Мы, генерал, пришли сюда не для пустых разговоров, и было бы хорошо сразу перейти к делу.

Никодим Онуфриевич снова с удовольствием поглядел на сына.

— Прошу! — холодно сказал генерал. — В чем же ваше дело?

— Перед вами, генерал, — начал Столяров, — представители трудящихся города, представители руководящих городских организаций: Совета рабочих депутатов, Совета профессиональных союзов, Революционного комитета и партии большевиков. Мы пришли, чтобы передать вам требование трудящихся.

На лице генерала появилась еле уловимая гримаса.

— Вы имеете в виду просьбу, изложенную в том меморандуме, что…

— Нет, — сказал Столяров. — Меморандум подавал только Совет профессиональных союзов и получил на него ваш ответ. Ответ этот по существу отклонил меморандум. Совет депутатов — высший орган власти в городе — обсудил ваш ответ вместе с Советом профессиональных союзов и уполномочил нас передать вам на этот раз наши требования.

Он сделал ударение на слове «требования», и по лицу генерала снова пробежала тень.

— Прошу извинить! — сказал генерал. — Вы говорите: Совет как самый высший орган власти в городе? Насколько мне известно, высшая власть в городе — это я, верховный правитель.

— Трудящиеся города вашу власть не признают, — ответил Столяров. — Трудящиеся признают единственно законную власть — власть Совета депутатов.

Генерал помолчал, потом усмехнулся и сел. Подчеркнуто вежливо он спросил:

— Вы имеете полномочия и на это — заявить мне, что не признаете моей власти?

— Имею. И надеюсь, что это не новость для вас, генерал.

— Стало быть, — генерал повысил голос, — вы сознаете, что такое заявление фактически означает… восстание против моей власти?.

Столяров тоже улыбнулся.

— Какое же это восстание, генерал? Мы заявляем это, придя под белым флагом и безоружными.

С минуту генерал глядел на него молча, вероятно подыскивал ответ. Потом он спохватился:

— Так, так! Под белым флагом. Что означает этот белый флаг?

— То, что всегда означает белый флаг. Без белого флага мы бы не смогли пройти сквозь ваши пикеты.

Генерал побарабанил пальцами по столу.

— Любопытно… какие же ваши требования? — Он произнес слово «требования» с легкой иронией.

Тогда Столяров выложил все, что поручил заявить генералу объединенный пленум. Пленум требовал передать власть в городе Совету, а всем вооруженным силам интервенции оставить территорию Украинской Советской Социалистической Республики.

В полном молчании прошла минута. Генерал тихо постукивал по столу острием карандаша, случайно попавшегося ему под руку, и смотрел вниз, не поднимая глаз. Риггс с нескрываемым любопытством разглядывал каждого члена делегации. Фредамбер злобно сверлил взглядом Столярова, придерживая пальцем щеку.

Молчание прервал раскатистый бас Никодима Онуфриевича:

— Мой сын… то есть, я хотел сказать, председатель нашей делегации, забыл еще сказать: мы требуем, чтобы, уходя отсюда, вы не прихватили с собой что-нибудь из нашего добра: всякие там банковские ценности, валюту или еще что, а также и оборудование заводов или какие-либо корабли русского флота и так далее. Потому что есть у нас такие сведения, что вы начали уже сборы и имеете намерение…