Виктор Лесков - Серебряные стрелы

Правый летчик Капралов явно собирался на пенсию. Лицо землистое, нос заострился, вытянулся. Только этот нос и торчит. Не мужик, а бекас…

— Какой срок? — Тогда, при первом знакомстве, обратил внимание Волков на сапоги Капралова.

— Третий! — ответил «правак».

— А вторая пара?

— Дембельная.

Все правильно. Летное обмундирование при увольнении в запас предписано сдавать, а Капралов недоумевает: «Неужто за пятнадцать лет не вылетал новых сапог!» — И выкраивает себе обутки. Капралов все уже выбрал, выслуги достаточно, теперь и кабинет начальника может ногой открывать. К новому командиру отнесся с полным безразличием. Сколько их у него перебыло! А сам так и остался в правых летчиках. Всю жизнь ходил в «профессорах», лучше других знал технику, документы, и это оказалось больше бедой его, чем достоинством. Любил он молодых командиров в их ошибки носом потыкать, а те потом не оставались в долгу.

Штурман Кашкин проявил к Волкову больший интерес. Среднего роста, плечистый был он шустрее «правака», внимательно следил за каждым движением командира, и, когда они встречались взглядами, Волкову в голубых расширенных глазах Кашкина всегда виделось смятение, как будто тот испуганно спрашивал: «Прыгать? Пора прыгать?» «Как же он будет водить меня в океане?» — сомневался командир. Но чтобы требовать от них, он должен был сначала сам показать, что умеет делать…

— Шланг спокоен, занимайте исходное, — доложил стрелок.

— Понял, Титов, занимаю.

Волков не видит выпущенного шланга, не видит крыла своего самолета. Под этим крылом крюк захвата, и им надо подцепить гуляющий в потоке шланг. Командир смотрит только та передний самолет, между ними метры, и оглядываться назад нельзя. После заправщика остается спутная струя — мощные невидимые вихри; они проходят рядом, и не дай бог попадет в их зону задний самолет: девятый вал не так страшен — там некуда падать. А здесь будешь мотаться до земли кленовым листом. Волков выполняет команды стрелка и при этом должен представлять все, что происходит за плечами. В этом вся сложность заправки. Перед глазами заправщик, а видеть должен крыло своего самолета, шланг, опасные зоны.

А если ошибется прапорщик?

— На самолете есть два командира: командир корабля и командир огневых установок, — говорил перед полетом Волков прапорщику Титову. — Ты мои глаза и уши. Поэтому требую от тебя грамотной оценки обстановки.

— Понял вас, понял. — Упитанный розовощекий прапорщик механически кивал за каждым словом.

«Ни хрена ты не понял!» — Волкову не понравилась его манера слушать; кроме того вспомнилось предупреждение командира отряда:

— Титов парень хороший, но молодой еще, недавно на заправке. Будь внимателен.

В этом и сам Волков скоро убедился.

— Левее. Левее. — Титов командует обстоятельно, тянет каждое слово, будто сам изобретает слова.

«Ну пошли!» — Волков осторожно подал штурвал влево. Теперь самолет смещается еще, и боком-крылом вперед. Тут должна быть тонкая работа, легко загреметь под фанфары: ошибешься на метры, и самолет перевернет как щепку.

— Левее…

Как неохотно летчики выполняют эту команду. Десятки раз повторяет ее стрелок, прежде чем «затянет командира на шланг».

Бывает, займет исходное, повиснет серединой крыла над шлангом, и не успеет стрелок глазом моргнуть, а командир уже ушел вправо, и опять начинай все сначала, тащи корову на баню.

А Волков легко пошел. Казалось, завел крыло над шлангом одним движением. Расчетливым, осторожным, изящным. Как на скрипке играет. И при этом полнейшее хладнокровие.

Кашкин, отодвинув шторку своей кабины, показал Капралову большой палец: «Зубр, оказывается, у нас командир!»

Правый летчик реагировал более сдержанно: «Главное еще впереди…»

— Командир, исходное заняли. Немного отстаем, — доложил Титов.

Это значит крыло над шлангом. Осталось чуть отдать штурвал от себя, положить крыло на шланг, завести шланг в захват и ждать сцепки. И все трудности позади. Самолеты будут продолжать полет в «связке», но то уже будут семечки по сравнению с этим моментом контакта.

— Еще отстаем, командир! — повторил Титов.

Волков решительней двинул вперед сектора газа.

— Отлично, командир! Скорости уравнены!

— Иду на сцепку! — Волков отдал штурвал вниз.

Пока все шло обычным порядком. Продавленный крылом шланг был похож на горизонтальный зигзаг молнии: нижний луч под крылом, изгиб — на кромке, верхний луч тянулся к заправщику. Но Волков при отставании добавил обороты, и самолет шел уже с обгоном… Верхний уступ пополз на крыло.

Титов видел, как поднималась над обшивкой вертикальная петля, и в первый момент посчитал, что она уберется, когда с заправщика начнут подтяг.

Он ошибался. Петля горбатилась змеей на верхней обшивке, ползла поперек крыла к задней кромке.

— Командир, вертикальная петля! Отставайте!

Титов опоздал с докладом. Волков прекрасно знал, что следует ожидать после вертикальной петли, и рывком прибрал обороты до защелки. Но было уже поздно. Изгиб шланга достиг задней кромки, провалился через конец крыла. Плоскость оказалась в узле: один конец затягивал заправщик, другой — вытяжной парашютик.

Было еще спокойно, а Титов сидел, вобрав голову в плечи, будто ожидая удара. Отрешенно смотрел он перед собой и видел далеко внизу ребристые, с заслеженными гранями хребты молодых гор.

— Как шланг, оператор?

Молчание Титова затягивалось, и Волков уже не сомневался, что случилось самое страшное.

— Крыло завязалось, — нашарил, наконец, кнопку связи прапорщик. Волков еще не успел перенести руку с секторов газа на штурвал. Самолет резко застопорило, будто врезался он со всего маху в стену, рывком развернуло по курсу. Штурвал вырвало из рук, крутануло влево, и самолет, накренившись, с поднятым вверх правым крылом, сверкающим, как обнаженный клинок, метнулся на заправщик.

«Все, конец!» — мелькнула мысль. Вдруг самолет провалился вниз, Волков оказался в невесомости; ощутил, как натянулись на плечах привязные ремни. Только теперь он увидел, что пошла вниз штурвальная колонка — это Капралов в последний момент отжал ее коленом…

Заправщик тенью метнулся над головой и под его фюзеляжем мелькнули штыри антенн. «Спас Капралов, не столкнулись!» Это он в последний момент воспользовался ничтожным шансом, не предусмотренным никакими инструкциями. Всего одно движение. И как он в этом перевороте успел сообразить, оттолкнуть штурвал…

В кабине стоял грохот, будто обшивку крошили отбойными молотками — самолет оказался в зоне спутной струи. Машина падала, завалившись набок, падала тяжелой неуправляемой моделью. Но все-таки не остался без внимания командира едва заметный рывок, когда они нырнули под заправщик. Волков снова взял в руки штурвал — рули свободно отклонялись в любую сторону. Самолет продолжало трясти, приборы смешались в одну сплошную панель, пестрившую стрелками.