Виктор Лесков - Серебряные стрелы

«Крыло завязалось! — стоял в ушах последний доклад Титова. — Тогда катапультироваться!»

Волков резко полуобернулся влево. Крыло матово поблескивало ровной как струна передней кромкой. Оборванный шланг давно соскользнул вниз.

— Что там, командир? — негромко спросил Кашкин.

Ему ответил Капралов:

— Не видишь, что ли? В струю попали!

Тряска прекратилась, и самолет медленно, а затем все с нарастающей угловой скоростью стал выходить из крена. Волков почти не прилагал усилий, считая, что это Капралов взялся за управление. Машина вышла в нейтральное положение, но не задержалась в нем, а, напротив, еще быстрее стала валиться в обратный крен. Волков вцепился в штурвал, крикнул Капралову:

— Брось управление!

Он был уверен, что правый летчик потерял ориентировку. Тот развел руки в стороны, и нагрузка неожиданно стала значительно большей. Это было уже страшно.

— Помогай, — сдавленным от напряжения голосом выдохнул Волков. — Триммер, Валера! — Впервые он назвал своего помощника по имени.

— Отрабатываю!

Нагрузка заметно уменьшилась, но все равно, непонятно почему, самолет продолжало валить вправо.

— Там, наверное, шлангом элерон загнуло, командир. Вот он и тянет, — предположил Капралов.

— Похоже, — согласился Волков. А про себя отметил: «Молодец, Валера! Так оно, наверное, и есть. Действительно, профессор!»

— Что случилось, командир? — второй раз спросил Кашкин.

— Ничего, Слав, ничего. Выводим из крена, — успокоил его Капралов.

Волков оценил такт своего помощника: скажи вот сейчас, что самолет неуправляем — все начнут волноваться.

— Даю отсчет высоты, — деловито сообщил штурман. — Шесть тысяч.

А в эфире их запрашивали:

— 383, на связь! 383, на связь!

Испуганным чибисом кружился вверху затравщик.

— В сложном положении, результат доложу, — отозвался Волков таким тоном, будто речь шла о погоде.

Самолет продолжал медленно, градус за градусом, увеличивать крен. Оба летчика уже висели на штурвале, но машина зарывалась в глубокую спираль, падала вниз. Они не могли вытянуть ее из снижения. Все силы уходили на тю, чтобы остановить крен. Только бы не допустить переворота на спину. Двигатели давно были переведены на малый газ, работали бесшумно, и летчики слышали только посвист потока за крыльями. Они скользили к земле, к сверкающим белизной, будто застывшим в ожидании сопкам. Сопки, казалось, приготовились к встрече, вырядились по этому случаю в белые саваны.

— Пять тысяч! — отчетливо доложил штурман.

Это был последний рубеж. Ниже этой высоты полагалось покидать самолет, если его не удавалось вывести из сложного положения. Это знали все. Но они не были перед неизвестностью. У них только не хватало сил вывести машину в горизонт, уменьшить скорость, и тогда бы все могло закончиться благополучно. И тем не менее, все уже приготовились выполнить последнюю команду.

— Четыре пятьсот, — констатировал Кашкин.

— Слава, кончай высоту считать! Не видишь, помочь нам надо? — Это Капралов, несостоявшийся первоклассный летчик, бесперспективный «правак».

Что он предлагал своему другу? Оставить катапультное сиденье, снять парашют и пройти к ним в кабину, когда все готовы покинуть самолет? Предлагал отказаться от последнего шанса на спасение?

— Разреши, командир? — Кашкин, отодвинув шторку, смотрел снизу, и его глаза от падавшего сверху света казались совсем васильковыми.

«Разрешить? Как же разрешить?» Но в конечном итоге за все отвечает он, командир. Если вывести не удастся, то ему, только ему, придется ждать за штурвалом, когда штурман снова наденет парашют и покинет самолет. Ждать, если даже он не успеет катапультироваться.

— Только поторопись.

— Минуту, командир! — Проворно сбрасывал Кашкин парашютные лямки.

В следующее мгновение он, уже крепко ухватив штурвал обеими руками, тянул его на себя. Самолет прекратил кренение, а затем неохотно, как в воде, пошел в нейтральное положение. «Неужели получилось? Неужели?» — не верил своим глазам Волков. Но радоваться было пока еще рано.

«Высота, падает высота!»

Волков смог свободно вздохнуть, когда перевел самолет в набор высоты, уменьшил скорость. Теперь летчики могли держать самолет и без помощи штурмана.

— Все, Слава, выгребли. Спасибо тебе.

Кашкин стоял рядом, улыбался и, казалось, ждал еще работы. Как будто спрашивал, что делать дальше.

— Спасибо, Слав, — еще раз кивнул Волков. — Давай курс домой.

— Понял, командир. — Он оглянулся на Капралова и полез на четвереньках в свою кабину. Через минуту дал команду: — Разворот на сто восемьдесят!

— Спираль получилась?

— Полный виток, — подтвердил штурман.

— Ну, пошли. — Волков осторожно начал разворот, будто самолет держался на верхушке шара и мог свалиться вниз в любую минуту. — Передайте, что возвращаемся, — вызвал он на связь ведущего.

— Понял вас. А мы уже думали… — Он не договорил, что там думали, спохватился на полуслове. — Понял вас! Передаю.

— Не рановато ли, командир? Попробуй! — Капралов легонько подвинул вперед-назад штурвальную колонку: что-то явно мешало свободному ходу руля высоты.

Для одного полета это было слишком много.

— Титов, осмотри хвостовое оперение, — устало распорядился Волков. Стрелок отозвался сразу, ответил с каким-то странным подъемом, словно сообщал радостную весть:

— Командир, тросик антенны попал между рулем высоты и стабилизатором.

Теперь стало понятно, почему был тот рывок, когда они нырнули под заправщик. Все-таки зацепились.

— Хоть пешком иди, — заметил Капралов.

Если бы они могли вылезти из самолета, оставить его посреди дороги… Тросик оборванной антенны скользил между рулем высоты и стабилизатором, как иголка в ножницах. Но когда-нибудь он должен был зацепиться и заклинить управление в самый неподходящий момент. А что делать? Не бросать же самолет после всего, что было, из-за какой-то проволоки.

— Будем садиться, — решил Волков.

Капралов мельком взглянул на него и отметил, как осунулось лицо командира. Еще резче выступили скулы, глубже пролегли морщины к уголкам поблекших губ. «Молодой-то еще парень…» Согласился с видимой бодростью:

— Вытянем!

Им повезло. Они благополучно приземлились. Но как брали на посадке штурвальную колонку, так она и осталась в крайнем положении.

— Руль высоты вверху, — доложил в конце пробега прапорщик Титов.

— Да, заело, — ответил ему Капралов. Он выполнял свою обычную работу: убирал закрылки, выключал один за другим ненужные приборы. Но все-таки разъяснил:

— Скорость упала, и тросик повис, зажал там все.

— Надо же, профессор! — мотнул головой Кашкин. Склонившись над бортжурналом, он «доделывал» свой маршрут, чтобы не ругался потом старший штурман.