Юрий Бородкин - Поклонись роднику

Он молча гладил ее русые, с завитками на висках волосы, любовался матовой белизной ее шеи. Всем хороша жена, но нет в семье главного — детей. После женитьбы прошел год, второй, третий… Наташа сама медик, ездила в город к специалистам — все безуспешно. Что говорить, мало радости жить вот так, бездетно, однако ни разу Алексей не упрекнул жену: разве она виновата перед ним?

Вернуться к себе в село он думал еще после окончания сельхозинститута, но повстречался в райцентре Покровском с председателем лучшего колхоза «Заветы Ильича» Воробьевым, и тот пригласил к себе агрономом. Очень пригодилась практика совместной работы с таким известным человеком, когда самого Алексея Логинова, еще молодого специалиста, выбрали председателем «Красной Зари». К счастью, хозяйство досталось крепкое, тоже поблизости к райцентру.

Пока работал у Воробьева, часто наведывался домой в Белоречье. Одно лето ухаживал за Татьяной Соколовой: провожал ее из кино, гуляли по берегу Сотьмы. Знакомы были с детства, вместе бегали в школу, в которой Татьяна сама стала учительствовать. Но переехал Алексей в «Красную зарю», и повело его в другую сторону.

Помнится, как первый раз зашел на медпункт и увидел Наташу. В белом халатике и белой шапочке, она была чиста и свежа, как снегурочка.

— Здравствуйте, Наташа! — сказал Логинов.

— Здравствуйте, Алексей Васильевич! — с игривой улыбкой ответила она.

Логинову хотелось стоять и смотреть на улыбающуюся с догадливой лукавинкой медичку, читая какое-то торжество в ее светло-карих глазах.

— Вероятно, новое руководство решило познакомиться с медпунктом?

— Да, зашел посмотреть, как вы тут работаете и живете.

Она тоже не без интереса разглядывала Логинова. Его лицо, крупное, открытое, с крутыми бровями и умным взглядом спокойных серых глаз, было привлекательно; во всей фигуре чувствовалась сила.

— В этой комнате работаю, а в этой живу, — сказала Наташа, открывая дверь в переборке. — Снимайте пальто, проходите — будем пить чай.

Обстановка жилой комнаты была простенькая, но уютная: кровать, стол, книжная полка в переднем углу. Наташа проворно скинула халат и шапочку, включила газ, чтобы вскипятить чай. Логинов тем временем присел к столу, полистал подвернувшийся под руку сборник стихов Николая Рубцова.

читал он словно бы о себе, и казалось, поэт не сочинил эти бесхитростные стихи, а вымолвил их сразу, а потом записал на бумагу.

— Вы любите Рубцова? — спросила Наташа.

— Откровенно говоря, мало знаю его стихи.

— Что вы, Алексей Васильевич! У него такое чувство деревни, природы! Послушайте, прочитаю коротенькое:

Она закрыла книжку, с минуту помолчала и добавила:

— Всего несколько строк, а какое настроение создают!

— Все видишь и чувствуешь, — согласился Логинов, живо представляя себе лунную ночь над лесом, чуткую тишь и какой-то едва внятный звон. Даже реальная обстановка воспринималась сейчас необычно, как будто находился в гостях у какой-то волшебницы. Она сидела рядом, обвораживая взглядом орехово-теплых глаз. Приглушенно журчала музыка в радиоприемнике.

— Наташа, вам, наверно, скучновато здесь? — спросил он.

— Днем скучать некогда, а ночую я частенько в Покровском у родителей.

— Чай у вас очень ароматный, — похвалил Логинов.

— А он с мятой. Моя мама всегда добавляет в заварку чуть-чуть мяты.

Сидеть бы и сидеть, неспешно разговаривая с молодой хозяйкой, попивая чай, но уже начинало вечереть, за окнами набухали сумерки, и Логинов посчитал неприличным задерживаться долее.

— Хорошо чаевничать, да надо топать, — поднялся он.

Наташа накинула пальто, вышла проводить на крылечко.

— Спокойной ночи, Наташа.

Ладонь у нее была мягкая, теплая. Постояли в каком-то неловком замешательстве.

— Заходите, Алексей Васильевич, — сказала она, легонечко освобождая руку.

С чувством удачливости шагал Логинов по замерзшей осенней дороге, несколько раз оглядывался на тот доступный свет, что горел в доме медпункта…

Той же зимой сыграли с Наташей свадьбу в райцентре у ее родителей. Совестно было перед Татьяной, хотя и не был связан с ней никакими обещаниями. Она тоже вышла замуж за мелиоратора, да поспешила, ошиблась, потому что он оказался прохвостом, умотал отсюда, оставив Татьяну с дочкой.

…За окнами шастал ветер-весняк, брехали собаки. Логиновы не спали, встревоженно обдумывали возникшую ситуацию.

И опять, как несколько лет назад, ехал Алексей Логинов вместе с председателем райисполкома Кузьминым Николаем Васильевичем, только на этот раз не в «Красную зарю», а в свое село, в совхоз «Белореченский». Оба сидели на заднем сиденье, посматривали на подсиненно-белые мартовские снега, толковали о наступавшей весне, предугадывая, какой она будет. Сияло солнце, утомляло голубое небесное бездонье: глаза еще не привыкли к такому избытку света. В эту пору людьми овладевают смутные желания, возникают надежды, светлей становится на душе, так что хочется изведать что-то новое, совершить доброе.

— Помнишь, в Ермаково мы с тобой вот так же ездили? Нахваливал я тебя колхозникам, а и сам сомневался: уж больно молод ты был, — говорил Кузьмин. — На этот раз положение проще, тут — назначение, а не выборы, так что шуму-гаму не будет…

Логинов смотрел на притуманенные теплой весенней дымкой леса, плывшие стороной, за полем. Впереди помаячил шатер белореченской колокольни, затем скрылся, утонул в ельнике, а через некоторое время, когда машина покатилась под уклон к реке, открылся вид на родное село, красиво расположенное на высоком противоположном берегу Сотьмы. Хвала тому человеку, который выбрал это возвышенное над лесами место, чтобы поставить здесь церковь и первые постройки для ее служителей. Постепенно село разрасталось и вдоль берега и вниз по угору, а затем добавились совсем новые дома там, где виднеются шиферные крыши. Белоречье! Произнесешь про себя вроде бы привычное слово, и явственно предстанет эта отрадная сердцу картина: излука реки, мост, избы по угору, стройный шатер колокольни, вековые березы.