Павел Лукницкий - Избранное

Чуть не всю ночь проговорили они в темноте, рассказывая каждая о себе. Двадцатилетняя Мариам решила именно с этой девушки начать свою воспитательную работу и хотела, применяясь к ее развитию, подружиться с ней. Ниссо с гордостью чувствовала себя ничуть не менее взрослой и опытной.

— Значит, ты такая же, как и я? — заключила Ниссо.

— Такая же… Только от Азиз-хона не убегала.

— Это потому, что там ханов нет. Но зато ты была очень больна от голода.

— Да, если б меня не подобрали тогда и не увезли в детский дом, я бы так и умерла на улице Самарканда.

— Расскажи мне, что такое детский дом и что такое улица Самарканда?

Ниссо слушала не перебивая. Но потом задала сразу столько вопросов, что Мариам объявила:

— Знаешь, давай лучше я тебе каждый день буду рассказывать о чем-нибудь одном. Очень много нужно рассказывать. Хорошо?

— Хорошо, — согласилась Ниссо. Помолчала, раздумывая, и сказала: Значит, ты за работу свою все время деньги получать будешь?

— Буду.

— Я тоже хочу.

— Будешь, если всему научишься.

— А ты книги, значит, умеешь читать?

— Умею.

— Я тоже хочу. И сама, куда хочешь, ездишь?

— Конечно.

— Я тоже хочу. А как там ездят? Шо-Пир говорил такое слово: машина. Ты ездила?

— Ездила.

— Вот это я тоже хочу! Расскажи, как на них ездят?

Мариам покорно принялась рассказывать об автомобилях, железных дорогах и самолетах. Ниссо слушала, наконец перебила Мариам:

— Вот это все ты тоже, как и Шо-Пир, выдумываешь! Сказки это, но я тоже хочу!… У тебя есть муж?

— Нет, не хочу замуж.

— Ну, и я не хочу. А ты никакого мужчину не любишь?

— Нет, не люблю.

— А я вот люблю! — горячо воскликнула вдруг Ниссо, сразу спохватилась и замолчала, прикусив палец.

Мариам в темноте улыбнулась, хотела спросить: «Кого?» — но раздумала и сказала:

— Давай спать, Ниссо.

— Давай, — глухо ответила девушка, и хотя после этого в помещении воцарилась тишина, но обе долго не засыпали. Мариам думала о том, что никто и никогда не должен узнать об ее чувстве. Пусть тот, кто покинул ее в Самарканде, теперь подумает: куда она делась? Но кого же здесь любит Ниссо? Бахтиора, наверное? Что она понимает в любви? Когда будет ей, ну, хоть восемнадцать, тогда, может быть, и пойдем, как это горько и радостно!…

А Ниссо, лежа на спине, глядела в темноту и думала, что напрасно она сказала Мариам это слово, больше никому никогда не скажет его. Ах, если б Мариам могла понять, как это радостно и как горько!

Утром, когда Шо-Пир и Бахтиор завели большой разговор о распределении привезенной муки, девушки еще спали. Гюльриз заглянула к ним и решила их не будить.

С этой ночи Шо-Пир снова мог спать в своей комнате. Проснувшись раньше других, наскоро одевшись, он набил трубку привезенной махоркой и с наслаждением закурил. Не умывшись и не причесавшись, лохматый, невыспавшийся, он сразу же сел за стол и занялся подсчетами. Раздать привезенную Бахтиором муку предстояло тридцати двум беднейшим ущельцам. Шо-Пир решил дать каждому по два пуда — на три месяца, до весны. Этого кое-как хватит им, при любых обстоятельствах избавит их от голода, от необходимости варить траву. Двадцать пудов следует оставить в запасе, на всякий случай. Восемь пудов риса тоже останутся в запасе — выдавать рис Шо-Пир решил только по праздникам или в виде премий за ту или иную работу. Составив список ущельцев, которым предстояло получить муку, Шо-Пир велел Гюльриз разбудить Мариам и Ниссо и, перекинув через плечо полотенце, отправился к ручью.

За чаем он сообщил, что сегодня будет раздавать муку, и, прочитав список, предложил Бахтиору сейчас же спуститься в селение, обойти дома обозначенных в списке и объявить, что мука будет выдана бесплатно и что каждый должен привезти на своем осле обмолоченное зерно: Бахтиор сохранит его до весны, а весною возвратит владельцам для посева.

— Пока ты вниз сходишь, я весы сделаю, — сказал Шо-Пир, — а вы, девушки, пересыпьте муку и разделите ее на равные доли. Потом поможете мне выдавать ее.

Бахтиор ушел, а Шо-Пир добавил:

— Ну, возьмемся и мы за дело! А то набежит народ, тут такое будет!

Ниссо и Мариам отправились в пристройку. Шо-Пир взял у Гюльриз для весов два больших деревянных блюда и выбрал из наваленных на дворе тополевых жердей одну попрямей и потолще.

Ниссо попросила Шо-Пира дать ей флаг. Оба флага после собрания хранились в комнате Шо-Пира. Шо-Пир сказал: «Это правильно!» — и вынес из дому флаги. Ниссо вместе с Мариам вывесила их под дверью пристройки; веселая, возбужденная, поднялась на террасу, вернулась с большим ножом.

— А это зачем? — спросила Мариам, склоненная над мешком и уже выбеленная мукой.

— Зарубки на столбе делать!

Первыми явились два низкорослых ущельца, которых Ниссо не знала. Они ничего с собой не принесли — ни зерна, ни мешков. Шо-Пир, прикрывая лицо от мучной пыли, велел Мариам выдать им по два пуда.

— А почему? — сказала Ниссо. — Где их зерно?

— Вот ты какая строгая! У них нет его и не может быть, они не сеяли ничего, работали на канале, только теперь получили участок на пустыре. Дай им! — И Шо-Пир обернулся к ущельцам: — А мешки принесете.

Весы еще не были готовы, и Шо-Пир, определив на глаз вес двух опорожненных на треть мешков, взвалил их на спину ущельцам. Они ушли сияющие, преображенные.

Шо-Пир, торопясь доделать весы, оставил девушек одних.

Третьей в помещение робко вошла Зуайда, и за нею просунулась морда осла. Осел повел ушами, ему не понравилась пыль, он круто повернулся и лягнул порог двери.

Все рассмеялись. Похлопав по крупу осла, Зуайда сбросила с него два тяжелых мешка, сама втащила их в помещение.

— Сюда ставь! — сказала Ниссо. — Зерно здесь будем складывать.

И, помогая Зуайде перетащить зерно в угол, добавила:

— Видишь, Зуайда, не напрасно ты руку за меня поднимала, богатство сейчас тебе дам!

Кивнув Мариам, — не мешай, мол, сама справлюсь, — определила на глаз вес мешка, приподняла его, стукнула об пол и, объятая облаками мучной пыли, сказала:

— Бери!

В мешке было не меньше трех пудов. Ниссо это знала. Зуайда смутилась, но Ниссо повелительно повторила: «Бери!» — и они вдвоем поволокли мешок к двери. Пока Зуайда, навьючив на спину осла мешок, прикручивала его веревкой, Ниссо торопливо прошла в глубину помещения, где были сложены рис и сахар, и, схватив приготовленный кулек, искоса глянув на стоящую спиной к ней Мариам, вышла наружу.

— Это тебе, Зуайда, еще, — тихо проговорила Ниссо. — Сердце хорошее утебя. Никому не говори: рассердится Шо-Пир. Приходи ко мне, когда дела не будет, просто так приходи, всегда моя гостья ты!

Зуайда поцеловала Ниссо, толкнула осла кулаком и пошла за ним следом.