Владимир Малыхин - Наследник

прохлада пронизывала тело. Прошло всего несколько минут, но Виктору они казались такими

томительно долгими, словно он лежал здесь целую вечность. Виктор поежился, поднял воротник

шинели, его начало знобить. Смотреть в лицо врагу бывает проще, чем ожидать невидимую

опасность, притаившуюся где-то там в ночи, в окопах, блиндажах, пулеметных гнездах... Что они там

тянут, ждут, пока немец заметит, что ли?" — зло подумал он. Наконец раздался тихий, протяжный,

похожий на свист ночной птицы, условный сигнал. Цепь дрогнула и поползла. Липкая земля,

пахнувшая перегноем, была нашпигованна ржавыми осколками и зелеными от плесени автоматными

и винтовочными гильзами. Кое-где белели маленькие островки еще не растаявшего, почерневшего

снега. Проползая мимо одного из них, Виктор почти уткнулся носом в чахленький подснежник,

который пугливо выглядывал из-под почерневшей снежной корки. Виктор не поверил глазам: "Как он

здесь очутился? Уж не брежу ли со страху?" — Он переложил пистолет в левую руку, а правой

осторожно коснулся цветка, потом, не спуская с него завороженных глаз, неожиданно для себя зачем-

то спрятал его головку под снежную корку. Вдруг он услышал тихий прерывистый от движения голос

ползущего рядом Ищенко:

— Це... добрая...примета, лейтенант.

Услышав эти слова, Виктор смутился, подумал, что его поступок может показаться бывалому

солдату Ищенко мальчишеской слабостью и слюнтяйством. Но через мгновенье он уже не думал об

этом, впереди грозным горбом возвышалась высота, которую им предстояло взять. С близкого

расстояния она смотрелась совсем не такой, какой Виктор привык ее видеть с наблюдательного

пункта. Теперь она казалась целым хребтом, закрывающим собой весь горизонт. Виктор до рези в

глазах всматривался в ее склоны, стараясь угадать знакомые приметы. Но ничего не мог различить. "

Куда делась опрокинутая двухколка с одним колесом? — думал он. — Она должна быть сейчас где-то

слева. Почему не виден здоровенный, выкорчеванный тяжелым снарядом или миной пень,

облюбованный их снайпером? " — Все слилось, потеряло очертания, стало незнакомым. Виктор

никак не мог сориентироваться.

Тем временем цепь поднялась, штрафники, как призраки, молча бросились к немецкий окопам.

Едва Виктор успел сообщить об этом Крутокопу, как ночная тишина с треском раскололась. Над

высотой взвились несколько ракет. Слева трассирующими очередями забил крупнокалиберный

пулемет. Но бойцы уже успели ворваться в первые траншеи. Там заклокотал бой, доносились глухие

удары, металлический лязг и крики. Виктор со своими солдатами подбежал ближе, и они опять

залегли. Надо было разобраться в .происходящем. В это время рядом с ними разорвалась немецкая

мина, потом еще и еще. Немцы стали бить по "площадям". Слева продолжал косить трассирующими

их пулемет. Виктор давно потерял из вида командира роты, и это его очень тревожило, он считал, что

провалил боевое задание. Виктор доложил Крутокопу, что бой идет в траншеях и связь с комротой

потеряна. В ответ услышал: — Сейчас ему не до тебя, двигайся дальше, наблюдай и докладывай...

В это время поле боя осветила целая гирлянда немецких ракет. Задрожали изломанные тени

проволочного заграждения. Когда ракеты погасли, Виктор поднялся с земли, пригибаясь, заспешил

вперед. За ним тянул связь Ищенко, которому помогал разведчик, подхватив под мышку вторую

катушку. Они быстро шли по полю, огибая наполненные талой водой и затянутые тонким ледком

старые воронки, перепрыгивая через новые, скользя по влажной и липкой земле. Сапоги Виктора от

налипшей земли стали пудовыми и неуклюжими, по лицу струился пот. "Еще не повоевал, а уже

выдохся", — со злобой на себя подумал Виктор. Над головами Виктора и его батарейцев

посвистывали пули, жужжали осколки, шум боя перенесся вправо вперед, он рокотал теперь метрах в

пятидесяти от того места, где находился Виктор. Поддержать своих артогнем Виктор не мог. Он

приказал Ищенко соединить его с Крутокопом. — Пока без дела, — доложил он, — бой ближний и

темно, как у негра в..., — найди комроты, будь при нем, скоро светает, тогда мы им поможем. Понял?

Держи хвост морковкойГ — Перепрыгнув через немецкую траншею, они увидели двух раненых

бойцов. Один из них, раненный в ногу, хромая, тащил на плащ-палатке по земле тяжелораненого

товарища. Раненый стонал и что-то выкрикивал. Виктор взглянул на него и вздрогнул. У раненого

почти начисто была оторвана нога, из огромной страшной раны хлестала кровь. У Виктора к горлу

подступила тошнота. Он сморщился и резко отвернулся. До него донеслись слова раненого,

обращенные к товарищу: — Вася...» будь человеком, кончай меня...

Нет больше сил_Кончай, Вася... будь другом... — Виктор прошел несколько шагов, но вдруг

остановился и оглянулся. В его ушах еще звучал голос раненого. Он был почти уверен, что этот голос

ему знаком... Он повернулся, быстро подошел к раненым, нагнулся и впился глазами в лицо

корчившегося на плащ-палатке, истекающего кровью человека. Лицо его было серым, искаженным от

страшной боли. Представить себе сейчас это лицо другим было невозможно. Но вдруг раненый

приоткрыл горящие, безумные глаза и Виктор... остолбенел. Он узнал и не узнавал... Робеспьера!

Виктор опустился на колени, коснулся дрожащими пальцами его плеча, хотел что-то сказать, чем-то

помочь... Но губы не слушались, а мысли путались. В это мгновенье раненый захрипел, дернулся и

затих. Виктор беспомощно оглянулся на стоявших рядом солдат. Ищенко беспомощно развел руками,

пожилой Санин перекрестился, третий, раненый, отвернулся...

У Виктора-бешенно заколотилось сердце и пересохло во рту, слезы заволокли его глаза. Он с

трудом сдерживал рыдания. Потом рывком вскочил на ноги, рванул воротник гимнастерки, сжал до

боли в пальцах рукоятку пистолета и побежал на шум боя. Связист и разведчик побежали за ним.

— Видно, друг. . его, — крикнул на бегу Ищенко. — Точно... видать, тоже московский, — крикнул

в ответ Санин.

Виктор бежал и лихорадочно бессвязно думал: — Робик... убит! Как же так?! Как он сюда попал?

Почему я не знал?!

Впереди были слышны короткие автоматные очереди, глухие, издалека похожие на треск

хлопушек, разрывы ручных гранат. Перед глазами Виктора был Робик, его страшная рана, искаженное

болью лицо... "Гады... гады, — шептал он, — сволочи!"

В предрассветном небе вспыхивали красные и желтые ракеты, трассирующие очереди были

похожи на дрожащие огненные пунктирные строчки. Виктор и его солдаты переступали через трупы,

перепрыгивали через ходы сообщения и воронки, натыкались на проволочные заграждения. А перед