Леонид Кокоулин - Колымский котлован. Из записок гидростроителя

— Так, так, пусть прижимает!

— А чему радоваться-то?

— Как же, речки промораживает. Мосты ведь не поднимут ваш тяжеловес. Да никто вам не разрешит и шагу ступить на мост. А вы знаете, сколько мостов придется обходить? — сверлит меня глазами.

Пожимаю плечами.

— Да как вы смеете! — Карл Францевич дернулся, из кружки плеснулся чай. — Дрыхли с Федором всю дорогу? Четыреста мостов и мостиков! Да как вы смеете, вы же должны были пристреляться, зафиксировать каждый объезд, каждый кривун! Как будете брать перевалы?

Он встал и резко выключил плитку, белая спираль стала малиновой, немного погодя и совсем почернела — в балке сразу стало прохладно.

— Есть еще время, что паниковать?

— Не паника, не паника. Это называется подготовка, или, как можно выражаться, — творческий подход. По вашему спокойствию можно подумать, что вы уж не, однажды по колымской трассе таскали тяжеловесы? И никаких проблем? Ну, герой!

Я полностью согласен с Карлом Францевичем. В Заполярном — водил, но там одно, а тут совсем другое: ни горы, ни реки не сравнишь.

Приятно в балке, пригрело, разморило. Какое-то гудение в голове, или это в ушах шумит? Голос Карла Францевича удаляется и удаляется…

— Э-э, мил человек, нате-ка ключик да ступайте. И никаких возражений! Поесть найдете на столе, под газеткой. Марш, марш… Изловлю Федора — тоже к вам пришлю.

…За два дня, после моего приезда, на монтажной площадке ничего не изменилось. Ребята по-прежнему сидят без кислорода и без электродов, если не считать двух пачек, которые дали взаймы. Не говоря уже о металле. Разговоров вокруг много — на планерках, на совещаниях; кому полагается — записывают в блокноты, что еще надо достать, но дальше дело пока не идет.

Карл Францевич разносит меня при всем честном народе. И правильно. Работа ведь стоит. Хоть сквозь землю проваливайся. Мне обещали — я поверил, пообещал Карлу Францевичу. Лучше бы я этого не делал. Как выкручиваться? Иду выяснять отношения в контору материально-технического снабжения.

— Можно подумать, вы одни только и работаете, — зарываясь в бумаги, отвечает хорошенькая девушка в беличьей шубке. — Ну, что вы на меня так смотрите? Будто у меня в кармане ваш металл, кислород. Не верите, спросите самого Пыжика.

Что-то мне не нравится в этом Пыжике. Это ведь он докладывал Юрьеву, что металл есть.

— Никому мы ничего не докладывали, — Пыжик невозмутим.

Хватаю телефонную трубку и прошу Юрьева. Начальник снабжения Пыжик, поерзав на стуле, берет у меня трубку. Разговор односложный, по «акам» да «дакам» ничего понять нельзя. Отдает трубку мне. Юрьев ничего знать не хочет. Когда выйдет тяжеловес?! Я ему свое, он свое. Он мной недоволен, я — им.

У Пыжика вид — будто в лотерею выиграл. Что с них, со снабженцев, взять?

Иду к дорожникам. Металлу у них — гора. Не верят на честное слово, что верну, и бумагам с печатями не верят. Хорошо, что знакомый дорожник подвернулся — поручился. Дали немного листа и даже не запросили ничего взамен. Редкий случай!

Забираю лист и везу на монтажную площадку. Слесари довольны, тут же выкладывают металл на брус, размечают. Карл Францевич тоже ползает по листу. Дощечки проволокой к коленям прикрутил, чтобы колени не поморозить, и скользит, как на лыжах, в одной руке мел, в другой — линейка. Василия Андреевича не видел со вчерашнего дня. Четыре «Стратега» уже расконсервировали, их обкатывают — возят из порта утеплитель. Славка со своим экипажем в кузницу забрался, заделывают на тросы кольца и крючья.

— Списывать, дед, придется, — трясет он набухшей от гудронированной смазки робой.

Кузнец отковал, нагрел и бросил в бак с водой искрящийся золотыми звездочками крюк, наклонился ко мне:

— Надо тебе самому на центральную базу. Темнят они что-то, чует мое сердце.

В кузницу заглядывает Федор.

— А я вас ищу.

Выходим на улицу.

— В Магадане на заводе работает мой однокашник, — говорит Федор. — Может, к нему наведаемся, попросим электродов?

Садимся в бензовоз и едем на завод.

Однокашник Федора — главный инженер завода, — пожилой и, как мне показалось, не очень общительный человек — сразу перешел к делу:

— Мы вам качественных электродов, вы нам — арматурной стали, устраивает? Кислороду тоже дадим, или деньги перечислите или разбогатеете — вернете.

Арматурная сталь самим позарез нужна, а что делать? Звоню Юрьеву, объясняю, так, мол, и так. «Хорошо, — говорит Юрьев, — не возражаю». Пока оформлял бумаги, пропуск, подъехал Поярков. Уже басит в проходной, светится в окошечке чисто выбритым лицом.

— Оперативно работаете, — одобряет главный инженер и велит приемщику показать весы.

Электроды уже взвешены, уложены в ящики. Тут же баллоны с кислородом, голубые, словно снаряды.

Василий Андреевич свез на весы арматуру, разгрузился, подрулил впритык к ящикам и помогает нам их погрузить. Машина высокая, едва дотягиваемся с ящиками. Баллоны завертываем в брезент и грузим рядом.

— Нарушаю правила, — говорит Поярков, — машина не оборудована. Остановит инспекция — в лучшем случае дырка, а то и права отберет.

На проходной вахтерша просто наколола пропуск на штырь и кнопкой отворила ворота.

Как мы ни торопились, а на монтажную площадку приехали уже ночью. Теперь, правда, круглые сутки — и днем с огнем — ездим с зажженными фарами. Мороз, туман — хоть лозунги на нем пиши.

Карл Францевич домой не ушел — нас ждал. Сарайчик уже распахнут, и дверь придерживает палочка. Там, в сарайчике, у него всякая мелочевка — инструмент, домкраты, болты, гайки. Сгружаем электроды в сараюшку, баллоны под навес. Сгружаем аккуратно, Карл Францевич не любит, как попало. Он навесил на сарайчик замок, ключ спрятал в карман.

— Ну, так как, други мои, ко мне, на стаканчик кофе?

— Спасибо, Карл Францевич, беспокойство вам…

— Никакого беспокойства, это только приятная обязанность. Погреемся и… Не займет много времени.

— Уважить надо, Антон, — сдался Василий Андреевич.

Пока Василий и Федор хлопотали около своих машин, устраивая их на ночь, мы с хозяином готовили ужин. Вернее, это делал Карл Францевич, а я рылся в книгах.

Когда в дверь ввалились Федор в Василий, на столе уже лежал большой кусок оленины и стояли фарфоровые чашечки — немудреный холостяцкий ужин.

Карл Францевич был тих и приветлив. Говорил негромко, двигался осторожно. Разлив по чашечкам кофе, деликатно подставил нам стулья, а сам осторожно присел на край кровати, чтобы не потревожить пружины.

Половину его небольшой комнаты занимали чертежная доска и стеллажи с книгами. Еще в день приезда, отдыхая у Карла Францевича, я просмотрел его библиотеку. В основном у него справочники, технические книги и мемуарная литература.