Георге Георгиу - Возвращение к любви

«Хорошо сделал, что пригласил его, — заметил про себя Станчу, продолжая свой обход. — Пусть сравнит, что есть у меня в доме, и что — у него. Максим умен; он поймет, что старался я с умыслом — чтобы каждый, кто переступит порог, сразу увидел: здесь живет человек культурный, с тонким вкусом. И вернет в квартиру хотя бы часть меблировки…»

Только все это, в конце концов, не имело уже особого значения. Настойчивее всего в память лез неприятный случай с телевизором. Максиму вполне могло прийти в голову, что, если Станчу позволил себе сделать такой подарок, дома у него спрятаны мешки с золотом, которое он просто не знает куда девать. Да и каждому может показаться такое, если ему вдруг поднесут семисотрублевый подарочек. И не объяснишь уже, что этот благородный порыв, каким считал свой поступок Станчу, проделал в семейных сбережениям солидную брешь.

В той комнате, которую дочь Лия прозвала «музеем древностей», Станчу задержался подольше. Здесь стоял стол, четыре стула и ореховый платяной шкаф старинной работы, начала века. В восточном углу — две иконы в серебряных окладах, тоже весьма почтенного возраста, но казавшиеся всегда новыми благодаря заботам и уходу Марии, его жены. По бокам образов висели рушники с кочетами и крестиками, с одинаковыми надписями, вышитыми славянскими буквами: «Благослови дом сей, господи!» Дубовый стол был сработан местными мастерами, некогда славившимися искусной резьбой по дереву. Тут были также два глиняных кувшина, склеенных из черепков, чем тоже доказывалась их древность. Статуэтка из слоновой кости — балерина в порыве танца. Продававший — Станчу приобрел ее в Кишиневе, на толкучем рынке — пояснил, что фигурка представляет собой скульптурный портрет знаменитой танцовщицы, которая вдруг ослепла, что не помешало ей впоследствии своими руками изваять собственное изображение. Конечно, это была копия, но единственная, другой такой не сыщешь не только в Молдавии, но и во всей стране. А вот и коврик, купленный тоже в Кишиневе, в художественном салоне, во время поиска мебели для Моги. Коврик был изготовлен известной мастерицей в единственном экземпляре, и Станчу просто не мог не купить его, хотя потратил на это уйму денег.

Здесь и нашла Мария супруга, чтобы спросить, на сколько персон накрывать стол. «На две», — ответил Виктор, Мария обычно не принимала участия в таких застольях. Конечно, Станчу дорожил женой, ценил ее за хозяйственность, за то, что не была болтлива, как другие женщины. Был у нее, однако, недостаток, с которым Виктор так и не сумел до сих пор примириться, — ревнивый нрав, доводивший ее порой до нелепых поступков. Мария была простой женщиной, без образования, но наделенной острым умом; их брак был заключен по любви. С помощью приданого, полученного от родителей, Мария вначале устроила для них скромное семейное гнездышко, одела мужа во все новое, стала держать его в строгости, чтобы он не тратил время бог весть где и на какие дела, а усердно исполнял свои обязанности агронома, ибо только так мог он в конце концов выйти в люди. И отчасти поэтому, но главное — благодаря собственным несомненным способностям, Станчу со временем стал отличным специалистом-виноградарем. С ним считались, и его назначение на должность директора всеми, кто его знал, было встречено как нечто естественное, как признание его заслуг.

Но и Мария не была уже прежней крестьяночкой. Общение с сельской интеллигенцией, поездки с мужем в Кишинев и в Москву, время, проведенное в различных домах отдыха и санаториях, вначале — скромных, затем — все более известных, на море или в горах, — все это помогло ей стать представительной дамой, со вкусом одетой, приятной в компании, если не считать того, что время от времени у нее вырывалось привычное, домашнее словцо, вроде: «Землица-то у нас токмо для вина-то и годится!» Виктора она любила с тем же пылом, что и в молодости, считала без оговорок самым видным, самым стоящим мужчиной в Драгушанах и в каждой женщине видела злого духа, готового в любой момент заарканить ее муженька. Станчу был вынужден в конце концов покориться судьбе, которая, возможно, в известной мере спасла его от многих неприятностей — оборотной стороны чрезмерной мужской свободы. Только ревность супруги, например, заставила его с первого дня своего директорства подбирать специалистов исключительно сильного пола, чтобы избежать упреков и домашних сцен. И все-таки порой Виктор поднимал бунт, и тогда его охватывала ярость, близкая к безумию, так что Мария, словно придя в себя, на время обретала способность судить здраво. В молодости в таких случаях она легче успокаивала мужа: охватывала его сильными руками, с жаром прижимала к себе и гасила бурные речи и молнии в его глазах поцелуями, так что он вскоре оказывался во власти бури совсем другого рода.

Супружеская жизнь постоянно требует тонкой тактики, обновления этой тактики в зависимости от возраста, положения, обстановки. Известные чувства и порывы с годами утрачивают остроту, и надо уметь вовремя находить нужное слово, вовремя также и промолчать, если же нужно, отступить. Марии иногда удавалось и то, и другое. Зато Виктор оставался все тем же; он не был ревнивцем ни раньше, ни теперь, и не только потому, что Мария не давала ни разу повода. В молодости жена постоянно терроризировала его одним и тем же вопросом: ты любишь меня, скажи, любишь? И он отвечал утвердительно, и был в этом убежден. Она действительно была ему дорога, он уважал ее за честность, за любовь к детям и дому, знал, что Марии всегда может доверять, часто следовал ее советам.

Только с подарком Моге Мария и попала впросак.

Вечером, возвратившись с новоселья, Виктор направился прямо в спальню, и не раздеваясь, объявил: «Вставай, моя красная девица, да послушай, какая история у нас вышла с этим проклятым телевизором». И сон у нее конечно, сразу же улетучился. Мария выслушала его со всем вниманием. Затем спросила: «Что же ты сделал с аппаратом?» «Пока не забирал. Завтра пошлю людей — привезут его ко мне». «Будь чуточку умнее. А если Мога передумает и возьмет его себе?»

Но Максиму такое и в голову прийти не могло. Назавтра же к полудню, когда Станчу пришел обедать, он увидел свой телевизор в полной упаковке на столе в каса маре.

Станчу отправился в дирекцию совхоза, куда должен был прибыть Мога. И, неотрывно о нем думая, вспомнил Анну Флоря. Знает ли она об этом досадном недоразумении? В этот вечер при виде того как она входит в квартиру Моги, Станчу показалось, что перед ним — необыкновенное существо, и это чувство в нем было по-прежнему свежо, живя отдельно, совсем отдельно от всех прочих настроений и эмоций.

Анна Флоря…

Может, она приехала в Пояну из-за Максима?