Владилен Леонтьев - Антымавле — торговый человек

А чаще было так. Придет соседка, посидит, посудачит, расскажет последние новости, какие только знает, и вскользь позавидует:

— Как хорошо, что у вас чай есть. А у нас горло высохло…

Антымавле ничего не оставалось, как дать ей пачку чая.

Люди потом забывали, что они взяли в кооперативе. Они просто считали, что это дал им Антымавле. Раз у Антымавле достаток во всем, то должен выручать своих близких.

Антымавле понимал, что все это могло кончиться плохо. Ведь всех родственников и односельчан не обеспечить товарами.

— Минкри вай? Как же быть? — вздыхал Антымавле и наконец решил съездить в Энмын, посоветоваться с Глебовым.

Но Глебова в Энмыне он не застал: несколько дней назад его перевели в Увэлен и назначили начальником районного кооператива. Вместо Глебова Антымавле встретил Зильберг.

— О-о, Антымавле! — улыбнулся он вошедшему, словно давно был знаком с ним. — Слышал о тебе очень много! Рад познакомиться.

Долго разговаривал Зильберг с Антымавле, советовал, как и что лучше сделать. Хороший человек Зильберг, но высказать ему то, что лежало на сердце, Антымавле постеснялся. Так и уехал, не получив совета, как же быть дальше. А Зильберг, словно догадываясь о чем-то, на прощанье намекнул, что учет надо вести аккуратно.

Еще больше задумался Антымавле, но все-таки нашел выход. Совсем не поделиться и не помочь соседу нельзя — ведь и ему люди помогают, но можно делать это за свой счет.

— Гырголь, — объяснял он своему другу, — если так дальше будет, то со мной может случиться беда. Сегодня утром приходил Эттытегин. Сказал: «Дай три патрона. Только три». Я дал. Пришел Рыно, тоже попросил три патрона. Людей много, если каждый возьмет по два-три патрона, то что у меня останется? Товары не мои, кооператива, но отказать трудно.

— Что делать будем? — задумался Гырголь.

— Может, так сделаем. Я работаю, мне платят девяносто рублей. Вот я и буду давать людям столько, сколько можно купить на эти деньги. А больше нельзя.

— Кэйве, — согласился Гырголь.

Большинство инрылинцев согласились с Антымавле, только Ринтылин ничего не хотел понимать.

Он частенько заходил в лавку, любил сидеть в уголке и наблюдать, как работает Антымавле. А когда народ разъезжался, вздыхал и заискивающим голосом говорил:

— Какое мы вместилище построили! Хорошую лодку я нашел. У тебя совсем, как в настоящей фактории.

— Да, ты мне сильно помог, — соглашался Антымавле.

— Верно, верно, — радовался Ринтылин и с завистью смотрел на новый ящик с неизвестным и таинственным содержимым. — Что-то у тебя новое появилось?

Антымавле вздыхал и отвешивал ему килограмм конфет.

В конце концов и у Антымавле не хватило терпения.

— Кунгас мог найти и другой, — сказал он старику.

— Нет-нет, что ты! Тогда мне помощники еще ночью подсказали: «Встань пораньше, Ринтылин. Там тебя неведомое ждет. Иди, не бойся темноты». Так мне сказали добрые келет. Они и к тебе стали теперь благосклонными…

На следующий день Ринтылин опять сидел в лавке Антымавле:

— Много я дал американу за весы. Кажется, пять пластин китового уса. Длинные пластины. Американ обрадовался. — И окинул просящим взглядом товары.

Пробовал ему Антымавле объяснить, что не может так часто и много давать: нужно сдавать шкуры, жир, пушнину. Но Ринтылин не хотел этого понимать. Он считал, что многим помог Антымавле и тот теперь обязан ему на всю жизнь.

Ринтылин выслушивал Антымавле, кивал головой и шепотом говорил:

— Ты правду сказал, но ты тайком давай, пусть люди не видят… Стариков жалеть надо. Ноги плохо меня носят. Не могу в тундру ходить. Но я попрошу своих помощников — пусть тебе помогают.

Антымавле, как и все инрылинцы, побаивался келет. Может быть, они есть, а может, нет, но во всяком случае дразнить их не стоит. И продолжал давать товары Ринтылину. Но всему бывает конец. И мышь может огрызаться, когда ее загонят в тупик.

— Твои помощники не сдают мне пушнины, и я не могу им давать просто так, — отрезал как-то Антымавле.

Опешил старик, выронил из рук банку консервов, хотел что-то сказать, но не смог и, пятясь, вышел из палатки Антымавле.

Сначала Антымавле испугался своих слов, но, потом вспомнил. Ведь Амчо выбросил своих помощников, и после с ним ничего не случилось. Сын Тугая в Увэлене пошел учиться, и ему тоже ничего не было.

«Пусть так будет», — твердо решил он.

Вскоре прошла по стойбищу весть, что сегодня Ринтылин будет с помощниками своими советоваться. Самый главный его помощник — деревянное огниво, похожее на веретено. Редко к нему старик обращается — большая у него сила.

И вот вечером, когда уже совсем стемнело, из яранги Ринтылина понеслись удары бубна, вопли, безумные вскрики и страшный скрип огнива. В страхе прислушивались люди к этим звукам. Большую силу имеет Ринтылин: не каждый может вызвать древнее огниво.

На следующий день никто не пришел к Антымавле. Даже утром не зашли попить чаю. В конце дня появился Гырголь, долго нерешительно топтался в чоттагине, и только потом вполз в полог:

— Плохо. Ринтылин все проклятья вчера на тебя наслал.

Имлинэ съежилась, оцепенела и прикрыла, ладонью рот: нет ничего страшнее, когда человеку желают плохого.

— Пусть, — сжал губы Антымавле.

Имлинэ тайком навещала семью Рэнто, приносила подарки. И пыталась как-то умилостивить старика, но Ринтылин не хотел прощать обиды. Из стойбища в стойбище поползли злые вести. Люди говорили, что келет разгневались на Антымавле и обязательно отомстят ему. Еще говорили, что Антымавле нарушил закон — обидел своих близких. Как верить такому?

Плохо стало на душе у Антымавле, тяжело. А тайные вести, как духи, которых никто не видел, проникали во все уголки. Дошли они и до Энмына. Приехал Зильберг, сделал проверку — все оказалось в порядке. Но Антымавле от этого не стало легче. И совсем бы плохо стало, если бы не одно маленькое событие.

Как-то вечером, когда уже совсем стемнело, приехал из Энмына Како, а с ним смешной маленький русилин.

— Торкин Иван, — назвал его Како, сделав ударение на «и» в слове «Иван». — У вас в Инрылине будет жить, детям, показывать станет, как надо разбираться в русилинских черточках.

— Мне сказали, что на первом съезде Советов инрылинцы просили учителя. Вот я и приехал, — улыбаясь, добавил Торкин.

Антымавле понравился маленький русилин. Сначала он жил у Антымавле, а потом перебрался к Гырголю. Антымавле стало легче. Маленький русилин не боялся никаких духов, ругался на них и говорил непонятное слово «чепуха», как сказал когда-то тот первый русилин, которого вез Антымавле на север.

Инрылинцев смешило поведение Торкина. Он, как маленький ребенок, играл с детьми, сам сделал из веревки чаут и научился его бросать. А потом захотел научить ребятишек веселой игре. Сказал, что они мыши, а он — кошка. Но ребята только переглядывались — никто не знал, какая эта самая кошка… Тымнеквын сказал, пусть будет песец, его все знают, а игра хорошая. Она тоже делает человека сильным, ничего, что она русилинская. Торкин улыбнулся и согласился.