Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду

— Да нет, мне просто показалось, что вы в последнее время утратили часть своего былого энтузиазма.

— Я устал за этот месяц. И потом… Эта новогодняя катастрофа с «Локхидом» меня несколько… ошарашила.

Делонг пожал плечами, иронически глядя на Фрэнка:

— Не предполагали, что самолеты иногда разбиваются?

— Не в этом дело, сэр. Я не предполагал, что их разбивают сознательно… или почти сознательно, скажем так.

Делонг поковырялся в трубке, посмотрел мундштук на свет, подул его.

— Вы не совсем правы, сынок… в данном случае, — сказал он. — Прежде всего, гибель прототипа обходится фирме в слишком солидную сумму, чтобы можно было идти на это «почти сознательно»… Конечно, «Локхид» торопился со сдачей машины, и скорее всего торопился потому, что им грозила какая-то неустойка. Но это все же недостаточное основание для подобных… обвинений. — Он строго посмотрел на Фрэнка из-под кустистых бровей. — Кроме того, не забудьте, что погибший пилот был служащим фирмы, несомненно знал испытываемую машину, знал ее характер и, уж разумеется, представлял себе размеры опасности. Это была деловая сделка, сынок, каждая сторона шла на сознательный риск. Так что, вы сделали не совсем правильный вывод из этой новогодней истории… несомненно поучительной, добавлю от себя.

— Какой же вывод сделали бы вы, сэр?

Делонг спрятал трубку в карман, посмотрел на часы и поднялся, устало потягиваясь.

— Я этот вывод сделал много лет назад, — сказал он, — когда впервые столкнулся с подобными фактами. Пожалуй, нет смысла излагать его перед вами… сейчас. Мне все же хотелось бы, чтобы вы доходили до всего своим умом. Ну ладно, сынок! Так вы завтра едете?

— Утром, — ответил Фрэнк, пожимая ему руку.

— Да, поезжайте утром, и чтобы вас никто из наших не видел, А то застрянете до лета, как я!

Делонг подмигнул, хлопнул Фрэнка по плечу и вышел. Снизу, из холла, он крикнул, чтобы Фрэнк не забыл про кленовый сироп.

Фрэнк посидел, покурил, допил пиво, потом решительно вытряхнул из головы все мысли, связанные с работой, и стал думать о снеге, о лыжах, о бледно-голубом небе над лесистыми холмами Мэна. Ему так захотелось домой, что он вскочил и стал лихорадочно собираться, швыряя в чемодан скомканные сорочки.

Покончив со сборами, он поехал к Рою. Тот встретил его в пижаме, вполголоса заорал от восторга, но в комнату не пустил, загораживая собою полуоткрытую дверь.

— Ладно, я понимаю, — догадался Фрэнк, — выйди тогда сюда, поговорим на лестнице.

Рой вышел с бутылкой, тщательно притворив дверь; они сели на ступеньках, выпили, обменялись новостями.

— Ты знаешь, — сказал Фрэнк, — боюсь, нам с тобой тунца не удить. Я уже получил отпуск и завтра утром качу на Север.

— Ты что, спятил? — подозрительно спросил Рой.

— Да нет, просто мне все здесь осточертело. Хочется наконец понюхать снега. Так что, старина, ты меня извини за то, что срываю план…

— Уж не думаешь ли ты, что я не найду тебе замены? — Рой пренебрежительно сплюнул. — Я наберу себе таких девочек, что ты еще побежишь за моей машиной, скуля от зависти.

— Кстати о машинах, — сказал Фрэнк, — мне сейчас придется забрать твою. Я на своей развалине не доеду и до Кентукки, а здесь в городе она тебе послужит. В случае чего, поездишь пока с кем-нибудь из наших парней.

— Ничего себе придумал! — недовольно проворчал Рой, недавно купивший новый «крайслер». — На твоем шарабане и до завода не доберешься!

— Я же добираюсь, — возразил Фрэнк. — Все-таки восемь миль или три тысячи — разница?

Баттерстон, ворча, принес ключи.

— Ты что, сразу утром и уезжаешь? — спросил он. — Я бы на твоем месте заехал на завод, по-моему, там были о тебе какие-то разговоры…

— Обо мне? Тем больше оснований не заезжать. Старого зануду сцапали в последний момент — мы должны были ехать вместе, он только заскочил на завод сдать документацию. Потом приходит и говорит, что у него сорвалось. Нет, я удираю! Слушай, а что обо мне говорили?

— Не помню точно, — сказал Рой, разливая остатки из бутылки. — Но что-то хорошее. Держу пари, ты скоро обскачешь меня на два корпуса. Черт с тобой, скачи, я независтлив. За твои успехи!

— И за твои, — подмигнул Фрэнк, ткнув большим пальцем через плечо, на закрытую дверь.

— В этом смысле ты за меня не беспокойся, — хвастливо сказал Рой. — Еще увидишь, какой экип я сколочу для поездки во Флориду!

— Охотно верю. Но только твоя рыбная ловля кончится тем, что на крючке повиснешь ты сам. И как повиснешь!

Рой ударил себя кулаком в грудь;

— Нет еще такого крючка, на котором можно подвесить старого Баттерстона! Ну ладно, проваливай, меня ждут. Напиши, как там ваш Мэн. Да, а ключи от твоей развалины?

— Держи. Тоже мне, «развалина»! Посмотрим, в каком состоянии вернется твоя красотка.

— Воображаю, — сказал Рой. — Уж что-что, а портить машины ты мастер. Гений! Кстати, насчет маршрута, — я бы тебе посоветовал так: езжай сейчас через Ловингтон, Хоббс, Эндрюс, а в Одессе вырвешься на восьмидесятую — и жми прямо на восток, через Даллас — Монтгомери. До Саванны, а потом наверх вдоль побережья, а? Немного дальше, зато теплее. И можно не бояться заносов…

— Да нет, куда такой крюк! Я лучше поеду по Шестьдесят шестой, напрямик. Оклахома, Миссури, Иллинойс, а там вдоль озер — и дома. Я тебе говорю, сыт Югом по горло. Ну, счастливо!

Утром он выехал совсем рано, когда только всходило солнце. На виадуке, переброшенном через ведущее к заводу шоссе, он притормозил и опустил запотевшее боковое стекло. Плотный поток машин неторопливо двигался внизу в одном направлении — через полчаса на заводе заступала утренняя смена. Машины останутся на громадном бетонном поле заводского паркинга, а шесть тысяч человек, одетые в одинаковые голубые комбинезоны, неся в руках одинаковые алюминиевые ящички с захваченным из дому завтраком, разойдутся к плазам и сборочным конвейерам, к испытательным стендам, к термическим печам, к прессам и молотам, к фрезерным и токарным автоматам. А час спустя оживут помещения лабораторий, конструкторского бюро, вычислительного центра, автобусы выгрузят перед административным корпусом пеструю щебечущую толпу девушек, и несколько длинных черных «паккардов» с достоинством займут свои обведенные цветными полосами и пронумерованные места у главного подъезда. Начнется новый рабочий день, а он сам, Фрэнк Хартфилд, будет тем временем преспокойно катить на северо-восток, к снегу и кленовым долинам штата Мэн. Хорошо!

Он прибавил газ, повернул регулятор отопления, включил радио. Город и завод остались позади, прямая и пустынная автострада рассекала степь надвое, справа вставало красное зимнее солнце. Радио передавало какую-то успокоительно-глупую смесь реклам и музыки, мотор работал как часы, нигде в кузове не было слышно никакого скрипа, не ощущалось вибрации, хотя стрелка устойчиво стояла на семидесяти милях. Фрэнку стало жаль Роя, у которого он бесцеремонно забрал такую приятную машину.