Юрий Слепухин - У черты заката. Ступи за ограду

— Не знаю, сынок, — не сразу отозвался Делонг. — В принципе — да. Но человек должен быть достаточно сильным, иначе встреча может кончиться плохо. Если не уверен в себе — лучше, пожалуй, подождать и набраться сил.

— Я понимаю…

Фрэнк ослабил узел галстука и повертел шеей. Сейчас он чувствовал себя достаточно сильным, чтобы встретиться лицом к лицу с кем и с чем угодно. Может быть, это музыка так на него действовала — странная музыка, какой он никогда раньше не слышал. Из танцев под такую музыку ничего бы не получилось, но драться под нее хорошо. Торжествующие трубы органа пели ему о победе, и он чувствовал себя очень сильным, гораздо сильнее Флетчера и Альтвангера. Если бы только рядом с ним была Трикси…

— Нет, в своих силах я уверен, — сказал он. — Хотя бы потому, что я прав. Да, кстати, сэр… точнее — некстати, но мне просто вспомнилось: ваш кленовый сироп выслан по почте и прибудет, очевидно, на той неделе.

Делонг изумленно на него уставился:

— Черт возьми, сынок, да я про него и забыл! Что, у вас других забот там не было?

— Я же вам обещал. Дело в том, что я просто не смог взять бидон с собой, — я ведь вернулся самолетом, — но сестра обещала отправить его в тот же день…

Едва ли не самым мучительным в ее отношениях с Яном была для Беатрис необходимость прятаться, все время быть начеку, все время бояться разоблачения. Квартира, в которой жил сейчас Ян, принадлежала его тетке; в конце концов, та могла приехать в любой момент, не предупреждая об этом племянника.

— Хочешь психологическую головоломку? — сказала однажды Беатрис. — Представь себе, что в одну прекрасную ночь приезжает твоя тетушка и застает меня здесь. Прыгать из окна спальни я не буду, условимся об этом сразу. Теперь смотри, тут могут быть два варианта. Первый: ты почтительно выводишь меня, держа за кончики пальцев, ну знаешь, как в менуэте, и говоришь: «Madame la princesse, имею честь познакомить вас с мадемуазель Гонсальво де Альварадо, достойно представляющей здесь одно из старейших семейств Аргентины» — и так далее. Вариант второй: ты понижаешь голос и говоришь: «Тетушка, вы женщина современная и без предрассудков, — так вот, у меня здесь одна девчонка, ну, вы понимаете, из этих… Но не беспокойтесь, сейчас я ее спроважу…» Какой из двух вариантов ты находишь менее для меня оскорбительным?

— А какой предпочла бы ты? — спросил Ян.

Беатрис посмотрела на него внимательно, словно видя в первый раз, и молча улыбнулась каким-то своим мыслям.

— В сущности, Хуан, — сказала она минуту спустя, — ты давно уже должен был бы сделать мне предложение.

— Ты бы его приняла? — спокойно спросил он.

— Нет, конечно. Я спрашиваю из чистого любопытства! Ты, насколько помнится, сказал однажды, что любишь меня?

— Я продолжаю тебя любить, Беатриче. Но что из этого?

— Странный вопрос! — воскликнула она с немного нервным смехом. — Тебе не кажется, что для мужчины естественно желать брака с женщиной, которую он любит… и с которой спит, будем уж называть вещи своими именами!

— Беатриче, дорогая, — лениво сказал Ян. — У тебя совершенно превратное понятие о мужчинах — это во-первых. Во-вторых, есть очень много вещей, которые естественны для других и совершенно неестественны для меня. В частности, к их числу принадлежит и женитьба.

— Но почему? — с уже искренним любопытством спросила Беатрис.

— Потому что мы с тобой живем в обреченный век, Беатриче. Обзаводиться домом? Он все равно будет испепелен. Рожать детей? Если не в первом, то во втором поколении они превратятся в мутантов, пострашнее тех, что рождаются сегодня в Хиросиме…

Вскоре после этого разговора — Беатрис точно нагадала — тетушка действительно приехала без предупреждения, но, к счастью, днем, поэтому все обошлось благопристойно.

— Прекрасно, — сказала Беатрис, когда Ян сообщил ей эту новость. — Теперь, очевидно, ты будешь водить меня в меблированные комнаты?

На этот раз Ян вспылил, Беатрис испугалась даже, что он ее ударит. «Что ж, это было бы вполне заслуженно, — подумала она тут же, — и, кстати, мне уже не в новинку».

— Прости, — сказала она примирительно. — Я действительно стала злобной дрянью. Скорее всего, мне просто нужна хорошая отрезвляющая порка, но это, к сожалению, никому не приходит в голову. Послушай, Хуан, я больше не могу, мне нужно вернуться в Буэнос-Айрес…

Ян ничего не сказал. Погода в этот день была прохладной — чувствовалось приближение осени, и они укрылись от ветра в нагромождении скал возле Торреона. Беатрис успела побывать в воде до прихода Яна и сейчас сидела съежившись, в толстом колючем свитере поверх купальника. Ветер здесь все равно чувствовался, и, когда впереди с пушечным грохотом ударяла в скалу волна, швыряя вверх радужный веер пены, их обдавало мелкими, как осенний дождь, холодными брызгами.

Ян сидел молча, безучастно глядя в пустой горизонт, а потом вдруг посмотрел на Беатрис такими же пустыми глазами и сказал негромко, с тоскливой убежденностью:

— Беатриче, я пропаду, если мы расстанемся…

— Вместе мы пропадем еще скорее, — ответила Беатрис. — Пойми, Хуан, мы совершенно не те люди, которые нужны друг другу, нас ведь ничто не связывает, кроме…

Она поднялась, чтобы взять одежду. Ян обнял ее колени, прижался лицом. «Пусти, что ты делаешь, ну пусти же», — шептала Беатрис, пытаясь вырваться из его рук. Она закусила губы и быстро посмотрела вверх — с парапета набережной их могли увидеть, ей было стыдно, и стыд этот был мучительным и тоскливым. Она вспомнила вдруг, как однажды Фрэнк поцеловал ее вечером на какой-то тихой и совершенно безлюдной улочке, а секундой позже они заметили в окне человека, который, несомненно, видел всю сцену; ей тоже было тогда очень стыдно, но это был совсем другой стыд — она стыдилась своего поступка и в то же время словно где-то в глубине сердца гордилась им, гордилась своей любовью… А теперь все было совсем иначе.

— Перестань, прошу тебя! — выкрикнула она уже со слезами в голосе. Оттолкнув Яна коленом, она рванулась и потеряла равновесие.

Вокруг был только камень, серый и шершавый, но Ян успел немного поддержать ее, и она ушиблась не очень больно. Во всяком случае, не настолько больно, чтобы так заплакать: Ян в первый момент решил даже, что она сломала себе руку или ногу.

Потом он понял, что дело не в ушибе. Беатрис захлебывалась рыданиями, лежа скорчившись в двух шагах от него и пряча лицо в мокрые от слез ладони, а он сидел рядом и ничем не мог ей помочь, и вокруг них был только камень, режущий ветер, негреющее осеннее солнце и равнодушный грохот океана.

Затихнув наконец, она лежала не двигаясь, потом встала и спустилась вниз. Здесь было еще холоднее, в расщелинах между расколотыми прибоем глыбами кипела белая пена, то уходя вниз, точно ее всасывали какие-то таинственные недра, то выплескиваясь вверх после каждого удара новой волны. Присев на корточки у края скользкой, коричнево-зеленой от водорослей глыбы, Беатрис с трудом умылась, ловя в пригоршни точно играющую с ней воду. Ян помог ей взобраться наверх, она причесала спутанные волосы, оделась.