Николай Руденко - Ветер в лицо

Дом, в котором они остановились, принадлежал пожилой грузинке, которая жила тем, что сдавала комнаты дачникам. Перед их приездом все комнаты второго этажа были освобождены, — очевидно, условия, предложенные Солодом, оказались для хозяйки выгоднее.

Три комнаты второго этажа обставлены лучшей из той, что была в доме, мебелью, украшены коврами. Хозяйка ходила на цыпочках перед Иваном Николаевичем.

Как-то вечером, стоя с Верой на веранде и глядя на рыболовные огоньки в море, Солод с довольной улыбкой сказал:

— Только дураки строят собственные дачи... Чем тут плохо? А в следующем году — в другом месте...

Вера додумала то, чего он не сказал: «И с другой...» Но ее это не оскорбило, — Иван Николаевич умеет взять от жизни все, что она может дать. Этим он ей нравится.

Почему же она сейчас чувствовала себя одинокой?.. Нет, не потому, что Солод был с ней невнимателен. Он придерживался девиза, который она выразила ему перед отъездом: женщина способна дать мужчине столько удовольствия, сколько получит от него. Он — жадный к радости, поэтому готов выполнить какие угодно прихоти. Захочет Вера — и Солод купит каюту первого класса, повезет ее по Черному морю на "России", покажет все курортные города... На день рождения он подарил ей такие серьги, что за них можно приобрести котиковую шубку.

Нет, Вера не жалуется на Солода. Ему не жалко для нее денег. Он стал в последнее время слишком щедрым. Официантам в ресторане бросает на чай пятидесятки... Вере это нравилось — она ​​понимала, что это — ради нее. Ведь если бы ее здесь не было, он бы не был таким щедрым. Откуда у него столько денег?

И все же Вере было не по себе.

Солод сейчас поехал в какой-то колхоз за вином. Вернется не скоро. Вере хочется, чтобы он задержался подольше.

Она вчера прочитала в газете о новом методе варки стали, о рекорде Круглова. Так вот она, слава!.. В сегодняшней газете писалось о том, что он улучшил свой рекорд. Хотя плавка была закончена за то же время, но он получал для своей печи стружку и разную металлическую мелочь, и печь загружалась нормальным порядком, — так, как другие печи цеха. В газете, на первой странице, была помещена его фотография. Чего лучшего, чего оригинального ты требовала от него, от жизни? Сколько он сейчас получает телеграмм, писем, поздравлений! И орденом могут наградить. А правительственные указы о награждении орденами публикуются всеми газетами страны. Эх, Вера, Вера... Видно, очень ты прогадала. Коля действительно оригинальнее всех, кого ты знала.

Солода почему-то очень нервировали эти газетные сообщения. Сжав губы так, что они становились узкими, как голодные пиявки, которым не удалось напиться крови, он цедил:

— Выскочка.

А сегодня утром, услышав по радио, что на той же печи смена Сахно достигла почти таких же успехов, раздраженно сказал:

— Фанатики!..

Кто — фанатики? Почему?.. Вера этого не поняла.

Она швырнула газету на пол, вложила пальцы в пальцы, забросила согнутые в локтях руки за голову, упала на полотняную спинку шезлонга.

Ну, и пусть Колька Круглов плавает в своей славе!.. А Вера будет плавать в море. Вон уже ходит между цветных кучек одежды смуглый, высокий, стройный, как молодой кипарис, артист киностудии Евгений Черномазов. Он — лучший пловец среди дачников. С ним не страшно плыть до самого горизонта. Он на пятнадцать лет моложе Солода. Он говорит, что Вере найдется работа на киностудии. Сначала в массовых сценах, а там гляди...

Черномазов смотрит на веранду, поджидая Веру.

Она бросает на плечи широкое полотенце, бежит к морю. Евгений уже отплыл метров на пятьдесят. Вера догоняет его, они плывут рядом.

Как томно сжимается сердце от того, что под тобой стометровая глубина!.. Опасность, вдохновение и восторг живут рядом.

Вера и Евгений далеко от берега. Фигуры дачников на берегу кажутся маленькими, игрушечными. Море спокойное, серебристые стаи чаек то тут, то там садятся на беспенные, плавные холмы волн.

Вера подняла руки над головой и камнем ушла под воду. Она успела заметить, какие испуганные глаза были у Черномазова. Смешно! Он боится за нее.

В воде открыла глаза. Над ней проплыл Черномазов. Пусть поищет ее!.. Она погружалась все глубже, глубже, вглядываясь в синее подводное пространство.

Как прекрасен этот мир, насквозь пронизанный невидимыми солнечными стрелами!.. Над ней два неба — морское и воздушное. Под ней синяя бездна, вокруг — игривые струи полупрозрачной бирюзы.

Рука отбросила что-то холодное, скользкое. Медуза. Перед глазами промелькнула большая ставрида... А из Веры бы вышла неплохая русалка! Разве не так? Однако меньше, чем морской царицей, она бы здесь быть не согласилась. И обязательно, чтобы царь был не старше Черномазова!.. Солод — для нее уже старый. Даже не телом — душой. Вере было весело. Как жаль, что в подводном царстве нельзя смеяться!..

Она проплыла под Евгением. Снизу, из глубины, он показался ей очень смешным. Ноги короткие, неуклюжие, как рачьи клешни. Туловище тоже короткое, толстое, как у паука. Какая гадость! Неужели Круглов тоже так бы выглядел в воде? Не может быть!.. Куда Черномазову до Кольки!

Она нарочно вынырнула возле Евгения, чтобы испытать его нервы. Он задрожал всем телом, инстинктивным движением ударил ее в грудь. Трус!..

— Дикие шутки! — Сердился Черномазов. — Забываешь, что мы в километре от берега.

Вера сильным рывком оторвался от него и поплыла. Когда она оглянулась, Евгений был уже далеко. Прославленный пловец! Выдохся. Ничего, доберется до берега. И больше с ней не поплывет. Ну, и не надо! Подумаешь, персона... Пусть не морочит голову своей киностудией. Вера хорошо понимает, что из нее никогда не выйдет актриса. Она слишком любит жизнь и никогда не сможет жить не за себя, а за других, не своими, а чужими радостями и печалями!..

Вера вышла из моря, надела пижаму. С неприятностью отвернулась от разморенных под палящим солнцем бесформенных женских тел. Ездят же вот такие чучела к морю!..

Прошла между заграждениями из почерневших от времени бамбуковых тростей, зашла во двор. Машина Солода стояла возле веранды. Багажник был открыт, у левого ската лежал небольшой бочонок с вином.

Вера поднялась по лестнице и наткнулась на Солода. Но что это?.. За ним вышли два милиционера, встали справа и слева.

Солод бросил на нее холодный, равнодушный взгляд, заложил руки за спину, словно чувствовал на них наручники, молча пошел вниз, по лестнице.

Майор милиции завел Веру в комнату, неприветливо спросил:

— Паспорт при вас?

Вера разыскала сумочку, дрожащими пальцами достала паспорт. Вид у нее был растерянный и беспомощный. Она не успела причесаться, мокрые волосы, как глина, сбивалось в неуклюжие вальки.