Джером Сэлинджер - Дж. Д. Сэлинджер [litres]

– Ну само собой, поехал, как дебил! У меня никакой силы воли! – ответил Зуи. Он закрыл крышку – нетерпеливо, но не хлопнув. – У меня беда в том, что я не доверяю приезжим. И плевать, сколько они уже в Нью-Йорке живут. Всегда боюсь, что их машина собьет, где-нибудь отмутузят, пока они ищут армянский, допустим, ресторанчик на Второй авеню. Или еще какая чертовня. – Он угрюмо пустил струю сигарного дыма поверх «Не надо быть гадюкой, крошка». – В общем, я поехал, – сказал он. – И там сидел старина Дик. Такой унылый, такой тоскливый, у него было столько важных вестей, что подождать до сегодня он никак не мог. Сидел за столиком в джинсах и отвратном спортивном пиджаке. Беженец из Де-Мойна в Нью-Йорке. Я его чуть не убил, богом клянусь. Ночка дай боже. Я проторчал там два часа, а он мне рассказывал, какой я превосходный сукин сын и какое семейство гениальных психотиков и психопатов меня породило. А потом, когда закончил анализировать меня – и Дружка, и Симора в придачу, которых ни разу в жизни не встречал, – и зашел своим мозгом в тупик, где никак не мог решить, кем ему быть весь остаток ночи – какой-нибудь Колетт с кулаками или каким-нибудь недомерком Томасом Вулфом [208] Сидони-Габриэль Колетт (1873–1954) – французская писательница. Томас Клейтон Вулф (1900–1938) – американский писатель и драматург. , – вдруг вытаскивает из-под стола роскошный «дипломат» с монограммой и сует мне под руку этот новый сценарий в час длиной. – Зуи совершил в воздухе пасс, точно отмахиваясь от предмета обсуждения. Однако с табурета поднялся слишком уж беспокойно – по-настоящему отмахнуться не получилось. Сигара у него была во рту, руки – в задних карманах. – Столько лет я слушал, как Дружок распространяется об актерах, – сказал он. – Боже мой, сколько бы я ему наговорил о Знакомых Писателях. – Мгновенье он рассеянно постоял, затем бесцельно засуетился. Остановился у «Виктролы» 1920 года, безучастно воззрился на нее и смеху ради дважды гавкнул в раструб динамика. Фрэнни хихикнула, не сводя с Зуи глаз, но он нахмурился и двинулся дальше. У аквариума с тропическими рыбками, стоявшего на радиоприемнике «Фрешмэн» 1927 года, вдруг нагнулся и вынул сигару изо рта. Вгляделся в аквариум с безусловным интересом. – Все мои моллинезии вымирают, – сказал он. Машинально потянулся к коробочке с рыбьим кормом возле аквариума.

– Бесси их сегодня утром кормила, – предостерегла его Фрэнни. Она все еще гладила Блумберга, по-прежнему насильно поддерживая его в коварном и трудном мире, что лежал за пределами теплых платков.

– А на вид голодные, – сказал Зуи, но руку от корма убрал. – У этого парня истощение. – Он ногтем постучал по стеклу. – Тебе нужен куриный бульон, дружок.

– Зуи, – сказала Фрэнни, чтобы он обратил на нее внимание. – И как теперь? У тебя два новых сценария. Что в том, который завез Лесаж?

Еще миг Зуи всматривался в аквариум. Затем неожиданно, однако явно из настоятельной потребности растянулся на ковре.

– В том, который прислал Лесаж, – сказал он, закидывая ногу на ногу, – я должен играть Рика Чэлмерса в, богом клянусь, салонной комедии 1928 года прямиком из каталога Френча [209] Сэмюэл Френч (1821–1898) – американский предприниматель, один из первых (вместе с британским актером, драматургом и импресарио Томасом Лэйси) театральных издателей англоязычного мира (с 1854). . Единственная разница – она достославно обновлена теперешним жаргоном про комплексы, вытеснение в подсознание и сублимации, который драматург приволок домой от своего аналитика.

Фрэнни оглядела Зуи на ковре – то, что смогла разглядеть. Видны были только подошвы и каблуки.

– Ну а у Дика что? – спросила она. – Ты прочел?

– У Дика я могу быть Берни, молодым и ранимым кондуктором метро в самом дерзком и нетрадиционном из всех дебильных телевизионных шедевров.

– Серьезно? Такой хороший?

– Я не сказал хороший, я сказал дерзкий. Давай-ка, дружок, не расслабляться. На следующее утро после эфира все в конторе будут бродить, хлопать друг друга по спине – оргия взаимного обожания. Лесаж. Хесс. Поумрой. Рекламодатели. Вся эта дерзкая кучка. Начнется сегодня днем. Если уже не началось. Хесс зайдет в кабинет Лесажа и скажет: «Мистер Лесаж, сэр, у меня новый сценарий о молодом и ранимом кондукторе метро, от текста просто прет дерзостью и прямотой. А я знаю, сэр, после сценариев, которые Нежны и Пронзительны, вы любите такие, где есть Дерзость и Прямота. Вот этот сценарий, сэр, как я уже сказал, смердит и тем, и другим. В нем полно персонажей из плавильного котла. Он сентиментален. В нужных местах – жесток. И как раз когда проблемы ранимого кондуктора метро берут верх, уничтожая его веру как в Человечество, так и в Маленького Человека, из школы возвращается его девятилетняя племянница и выдает ему чудесную, уместно шовинистическую философию, переданную нам через последующие поколения и среднюю школу 564 аж от самой захолустной жены Эндрю Джексона [210] Эндрю Джексон (1767–1845) – 7-й президент США (1829–1837), военный и государственный деятель. Его жена Рэчел Донелсон Робардз Джексон (1767–1828) происходила из знатной кентуккской семьи. . Это верняк, сэр! Это практично, это просто, это неправда и это достаточно знакомо и банально, чтобы его поняли и полюбили наши нервные, жадные и безграмотные рекламодатели». – Зуи резко сел. – Я только что из ванны, а потею, как чушка, – заметил он. Встал и при этом глянул – словно бы противно здравому смыслу – на Фрэнни. Начал было отводить взгляд, но всмотрелся пристальнее. Та опустила голову и смотрела на Блумберга – тот лежал у нее на коленях, и она по-прежнему его гладила. Однако что-то изменилось. – А, – сказал Зуи и подошел ближе к дивану, явно нарываясь на неприятности. – Губы у мадам шевелятся. Возносится Молитва. – Фрэнни головы не подняла. – Ты это чего? – спросил он. – Укрываешься от моего нехристианского отношения к популярным искусствам?

Тут Фрэнни посмотрела на него, заморгала и покачала головой. Улыбнулась ему. Губы ее и впрямь шевелились – и раньше, и теперь.

– Ты мне только, пожалуйста, не улыбайся, – ровно произнес Зуи и отошел. – Со мной Симор всегда так делал. В этом проклятом доме улыбчивые кишмя кишат. – Возле одного книжного шкафа он педантично подтолкнул большим пальцем выбившуюся из ряда книжку и двинулся дальше. Подошел к среднему окну, отделенному сиденьем в нише от стола вишневого дерева, за которым миссис Гласс сочиняла корреспонденцию и подписывала счета. Постоял, глядя в окно, спиной к Фрэнни, руки снова в задних карманах, во рту – сигара. – Ты знаешь, что я летом, может, поеду во Францию сниматься в картине? – раздраженно спросил он. – Я говорил?