Ким Мишель Ричардсон - Книжная дама из Беспокойного ручья

– Книжная дама, взгляните-ка. Сегодня третье июля, мой день рождения. Мне исполнилось восемь лет, и папа подарил эти огоньки. Это все мое! А еще мы будем веселиться весь четверг и пятницу. – Он широко улыбнулся и побежал догонять друга, даже не обратив внимания на мой цвет кожи. Я снова взглянула на руки.

Толпа все больше разрасталась, заливая улицы смехом. Я привязала Юнию у почтового отделения и понесла свой торт к одному из столов. Внезапно в голову пришла мысль, что люди даже не обращали на меня внимания. Все-таки Па ошибался. На этом празднике всем хватало места.

В походке появилась легкость, а лицо украсила улыбка. К магазину подъехал Джексон Лаветт. К нему тут же устремилась Харриетт в цветочном платье. Такой прыткости ей хватало только на этот особенный день.

Она без умолку болтала, стараясь поспеть за его семимильными шагами. Он что-то ответил ей и, козырнув на прощание, направился к группке мужчин, среди которых был мистер Далтон. Местный банкир дружески похлопал Джексона по спине, а остальные горячо пожали ему руку.

Тем временем я ковыляла к импровизированному швейному кружку, но Лаветт меня не заметил. Скорее всего ему вовсе была безразлична моя персона после того случая на дороге. Да, так и есть. Это мой читатель и не более. Какой надо быть дурочкой, чтобы возомнить, мол, наша дружба могла перерасти во что-то большее!

За столом сидела Констанция Пул в окружении шестерых подружек. Они обсуждали складки стеганого одеяла, завершая последние приготовления. Сделав пару шагов назад, я с восхищением рассматривала искусно выведенные красные, белые и синие звезды, прислушиваясь к их разговорам.

Рука машинально потянулась к собственному творению. Увидев в одном журнале рекламу платьев и причесок, я порылась в сундуках и, обнаружив старую мамину тесьму с мелким жемчугом, пришила ее к воротнику и рукавам старенького коричневого платья, чтобы хоть немного скрыть его тусклость и обыденность. Всю неделю училась делать волнистые кудри. Сегодня утром даже проснулась за несколько часов до рассвета, чтобы аккуратно снять с волос мокрые полоски ткани, а после сушки украсила их белыми лентами Дока.

Тем временем, дамы сплетничали, пока их пальцы, бегая по одеялу, подшивали в последний раз края и завязывали узлы. Кто-то торопил Констанцию как следует поздороваться с одним мужчиной, который казался отличной партией . Остальные девушки утвердительно закивали и стали перешептываться между собой, обсуждая последнего завидного жениха Беспокойного ручья. Констанция обернулась и взглянула на Джексона. На щеках появился румянец.

Их разговор занимали и другие ухажеры, но я дважды заметила, как она тайком посматривала именно на него. Точно втюрилась. Из них получилась бы прекрасная пара: жена с благородным оттенком кожи и статный муж. О таких обычно писали в журналах. Настоящая Золушка и Принц .

Вспомнились васильковые стрекозы, породившие в голове сомнения, которые заставили меня отвернуться. Она попросту затмевала мою временную красоту, способную в любой момент превратиться в тыкву. В очередной раз проверив руки, я выдохнула с облегчением, понимая, что они не выдали мою зависть.

Развеяла дурные мысли пробежавшая мимо толпа ребятишек, играющих в салки. Я поправляла свободной рукой юбки и слегка помятый воротник, а потом беспокойные пальцы добрались и до новой прически.

Меня охватил жар. В голове застучало, больно отдавая за ушами. Я моргнула несколько раз и слегка тряхнула плечами. Про себя сосчитала количество шагов до Юнии, с каждой новой цифрой убеждая себя вернуться домой. За столом послышался непонятный мне смех. Я взглянула на их порозовевшие лица и проверила ладони. «Белая, ничего не изменилось» , – шептало сознание. И сделав несколько вдохов, вышла навстречу девушкам.

– Мисс Пул, дамы, поздравляю с Днем независимости. – Лицо расплылось в широкой улыбке. – Я приготовила торт на библейскую тематику и подумала, может, кто-то из швейного клуба захочет попробовать кусочек. Это старинный семейный рецепт, доставшейся нам еще от бабушки. Мама очень любила его…

Констанция выпучила глаза и судорожно попыталась утихомирить остальных болтушек.

– Вдова Фрейзер, как это вы побелели? Вам нездоровится? – Она вытерла сияющий лоб и прикрыла платком рот. Остальные девушки вплотную подвинули стулья друг к другу и уставились на меня, осматривая с головы до ног.

– Все в порядке, мэм. Кстати, начинка из сладких яблок. – Увидев перед собой торт, Констанция лишь вздрогнула, вжавшись в спинку стула. – Просто… я проходила мимо и подумала, может, вы примите меня в свой клуб. С радостью помогла бы вам с одеялом. Мама всегда хвалила меня за тугие стежки. – Я слегка одернула влажный воротник и добавила из вежливости, оглядываясь на остальных девушек. – Впервые так жарко на День независимости.

В горячем летнем воздухе повисло неловкое молчание. Вдали послышался взрыв хлопушки, от которого мы резко подпрыгнули. Девушки что-то пробурчали под нос.

Констанция держала в руках кусок одеяла.

– А еще у меня неплохо получается шить цепочкой. А чего стоит потайной шов… – Из-за подступившего отчаяния и сомнений у меня ослабевал голос.

Она озадаченно взглянула на своих сердитых подруг, в глазах которых уже таился роковой ответ. Я одарила их скромной улыбкой. Надежда еще не умерла. И тут откашлялась Констанция:

– Вдова Фрейзер, дело в том, что наш клуб насчитывает семь членов, и мы бы хотели оставить все так, как есть.

Она повернулась к девушкам и, увидев в их глазах одобрение, расплылась в наигранной, мрачной улыбке. Затем взяла иголку и продолжила подшивать одеяло, наращивая скорость. И снова на мгновение повисла мертвая тишина, на смену которой пришли едва уловимые перешептывания, а после девушки, как ни в чем не бывало, снова защебетали о работе и предстоящем празднике, на котором мне не было места.

– Вы когда-нибудь такое видели? Безбожница печет торт. Еще и с библейским сюжетом!

– Позорище. Просто цирк, – прошипела девушка постарше. Ее соседка всячески меня порицала, судя по ее виду. Та, что помладше, с ямкой на лице и голубыми глазами, будто сверлила во мне дыру своим холодным взглядом. Иными словами, одни смотрели на меня как на забитую жертву, другие едва не сгорали от злости.

Позор. Цирк. Безбожница . Я опустила голову. Слова, словно тяжелые камни, больно били по голове, лицу и всему телу. Стояло такое напряжение, хоть топор вешай. Складывалось впечатление, будто меня обвиняли во всех грехах человечества.

Из ступора меня вывела очередная хлопушка, услышав которую я тут же помчалась к Юнии, в последний раз мельком взглянув на ехидных гиен, и по дороге ущипнула себя за запястье. Кожа стала постепенно белеть, унося покраснения, стыд и грусть. И снова ущипнула себя, в этот раз сильнее. Это лишь малое наказание за собственную самонадеянность.