Луи Арагон - Орельен. Том 2

— Доктор… Мосье Лертилуа… Сударыни…

Неужели он решил пожелать знакомой компании счастливого Нового года?

— Садитесь, садитесь, господин сенатор…

Это приглашение последовало от Орельена. Сенатор пододвинул стул, улыбнулся фисташковой дамочке, два или три раза поклонился Симоне, с которой его никто не познакомил. Этой девицы он еще не знал. И украдкой бросил взгляд на ее грудь.

— Мосье де Мальмор, сенатор Бар…

Взмахом руки сенатор прервал доктора, решившего представить их друг другу. Ему вовсе не улыбалось знакомиться с этим молодым человеком, у которого такая уродливо-длинная шея и не соответствующее его наружности претенциозное имя.

— Прошу вас, господа, запомнить, что нынешней ночью вы меня здесь не видели, понимаете, что я хочу сказать? Не видели меня здесь. Я не здесь. Я в Люксембургском дворце. — Сенатор то и дело мило подхихикивал, и от раскатов его голоса с характерным южным акцентом дребезжал хрусталь. Он согласился выпить с ними бокальчик. Пена хлопьями стекала по его холеной бородке. Он незаметно ущипнул фисташковую соседку, очевидно, он ее знал как завсегдатай заведения, которое усердно посещал ради Манон Грёз.

— Да, господа, решено и подписано, вы меня не видели… Я не покидал нынешней ночью Сенат… Воистину историческая ночь. Всего в четвертый раз с тысяча восемьсот семидесятого года бюджет республики будет принят вовремя, сразу, без десятка предварительных вариантов! Да, да! И все это благодаря существованию некоей юридической уловки, позволяющей продлить старый год на несколько часов. В одиннадцать часов пятьдесят минут пристав Палаты остановил часы, висящие в зале заседания, и только в половине четвертого, когда я ушел, принимали последние статьи мои коллеги, которые всегда отстают на год. Если они кончат к шести часам, к половине седьмого, и то слава богу… Ну, вот я и сбежал потихоньку… понятно?.. В четвертый раз с семидесятого года! Лучше будет, если вы ничего не скажете Эдмону о нашей встрече, из-за мадам Барбентан… Мы здесь среди джентльменов! Но, простите, меня ждут…

Он поспешно засеменил к столику Волина.

— Вот вам, мой милый, акционерное общество «Косметика Мельроз» почти в полном сборе, — сказал Декер. — Не хватает только одноручки! Нет, нет, не нужно заказывать еще бутылку!

— А если мне так хочется, — ответил Орельен с нехорошей улыбкой. — В четвертый раз с семидесятого года. Гарсон!

— Тебе пора идти спать, Роже, — вздохнула Симона.

Он пристально взглянул на нее. Вот он сидит здесь, и она ждет, когда он захочет с ней пойти… Он рассмеялся. Слишком в этой жизни все просто. Сенатор, шампанское, Симона. Что ж. Он пойдет и будет спать с ней. Жестом собственника Орельен положил руку на обнаженное плечо Симоны.

— Гарсон!

Но прежде чем уйти, следует набить морду этому паяцу несчастному, и поэтому он схватил господина де Мальмор за галстук. Попадали стаканы, раздался звон разбитой посуды, доктор бросился разнимать сцепившихся мужчин, с соседних столиков оборачивались, молодой человек что-то бормотал… Орельен бросил на стол билет в тысячу франков. Молодой человек с кадыком твердил:

— Вы просто не в своем уме!

Симона умоляюще произнесла:

— Деньги, Роже, возьми свои деньги… — Она подобрала сдачу и оставила гарсону на чай.

— Ведь ты знаешь, где я живу, — на той маленькой улочке возле «Мулен-Руж». Пойдем скорее, у меня газ, ты согреешься…

Орельен уже не помнил, как очутился в фиакре, запряженном одной лошадью. Экипаж немилосердно трясло. Куда-то исчез доктор, исчез малый с кадыком, исчезла фисташковая дамочка, и с ним осталась только Симона, нежная, ласковая Симона, и она целовала его, прижимала к его губам свои мягкие, влажные губы… Яркий свет на площади Бланш на мгновение болезненно ударил в глаза, но Орельен тут же забыл о нем… Вот и приехали, опирайся на меня сильнее. По узенькой темной лестнице они поднялись в комнату Симоны. Первое и единственное, что бросалось в глаза, была постель. И еще целая розовая россыпь фотографий у окна, а на окне занавески с бомбошками.

Орельен почувствовал, что с него снимают туфли. Бессмысленным взором он смотрел на рамочку из раковин, куда была вставлена карточка голенького младенца, лежавшего на подушечке. За цветной ширмой — биде и кое-какие кухонные принадлежности вокруг зеленой спиртовки. Это было похоже на дурной сон. Что там делал сенатор? И та шлюха…

— Ты не поверишь, Роже, душенька, но я в тебя влюбилась, уже несколько месяцев как влюблена… а ты ни разу не захотел зайти…

Эта женщина на коленях у постели, этот тюфяк, ямкой продавившийся под тяжестью его тела. Полумрак. Что все это означает? Была война, были Гюро, Бомпар, Салоники… Все то, о чем мечталось годами и что ни разу не воплотилось в яви… ускользающее время… Кто эта девушка, откуда она? Грубым движением он всклокочил ей волосы. Она удивленно взглянула на него и слегка вскрикнула. Путаясь в нижнем белье, которое она не успела с него снять, он бросил ее на постель.

— Роже, — прошептала она, — Роже…

Перед Орельеном был еще кто-то. И Орельен чуть не набил ему морду… Напротив кровати висело зеркало. Вдруг Орельен увидел все, что оно отражало, — беспорядочно разбросанные вещи, грубость их любви. И он с яростью обнял Симону.

Было, должно быть, больше десяти часов, когда Орельен, подходя к дому, заметил у своего подъезда автомобиль Эдмона. Что сей сон означает? Приехал пожелать ему счастья и всяческих благ? Орельен чувствовал себя, что называется, не в своей тарелке, его не оставляло ощущение какой-то удивительной сухости кожи. Он взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки.

На площадке его ждало поистине необычное зрелище. Оттуда доносились раскаты голосов, и Барбентан в великолепном сером шершавом пальто спортивного покроя, в фетровой шляпе, сбитой набекрень, стоял в классической позе полицейского, желающего проникнуть в чужую квартиру, — то есть поставив одну согнутую в колене ногу на порог, чтобы перед самым его носом не захлопнули дверей. Мадам Дювинь — впрочем, виднелась только рука мадам Дювинь и клок ее седых волос, — держа дверь с обратной стороны, ядовито отвечала на вопросы гостя.

— Что это значит? Мадам Дювинь, сейчас же впустите мосье Барбентана…

Пришлось взять ее за плечи и отвести от двери. Мадам Дювинь, очень взволнованная, неохотно оставила свои позиции и, указав Барбентану на только что вернувшегося домой хозяина, процедила сквозь зубы:

— А мосье не хотели мне верить. Я же говорила, что мосье Лертилуа нет дома!

Только в комнате Орельен заметил, что гость его неестественно красен и вид у него самый растерянный. Но сначала надо было удалить свидетелей.