Луи Арагон - Орельен. Том 2

— Значит, ты предпочитаешь, чтобы я с тобой скрытничала? Ты возвращаешься, и я тебе тут же рассказываю о том, что без тебя происходило. А когда же рассказывать? Мосье, видите ли, уезжает на три недели кататься на лыжах, так по крайней мере он уверяет… сам остается на месяц, домой и не думает возвращаться, едет на Лазурный берег, ждет там карнавала, веселится на карнавале… а главное, все это вместе с супругой… а потом еще позволяет себе ревновать?

— Ты отлично знаешь, что моя жена не в счет.

— Все так говорят… Но я-то не жила с Лертилуа, а ты, если ты и не жил с женой… значит, жил с кем-то еще!

Эдмон объяснил Розе, что надо было развлечь Бланшетту. Он еще не собирается разводиться, по крайней мере сейчас…

— Нет уж, дружок! — возмутилась Роза: — Без глупостей! Если ты разведешься, мне тебя не удержать! Пока ты занят женой, я более или менее спокойна!

Барбентан снисходительно улыбнулся. Но улыбка вышла довольно-таки кривая — и все из-за Орельена. Почему Орельен? Вечно этот Орельен! Сначала жена, а теперь и любовница. Не слишком ли он размахнулся!

— А ты кричи громче, — сказала Роза. — Я видела твою фотографию в «Таун энд кантри» с заголовком: «А Page of the French Riviera» [9] «Страница французской Ривьеры» (англ.) . , да, да, видела, на снимке герцог де Конно, мосье и мадам Барбентан и прекрасная мадам Кенель… Что касается твоей жены, то — пожалуйста, но только не теща, нет уж! Насчет Карлотты я не спокойна…

— Странно, — заметил Эдмон. — Бланшетта то же самое мне сказала… С мадам Мельроз все, что тебе угодно… Но только не с Карлоттой, я этого не потерплю!

Роза присвистнула:

— Чего же лучше! Итак, я могу действовать с благословения твоей супруги. Очевидно, Бланшетта считает меня слишком старой…

— Дурочка.

Он поцеловал ей руку.

— А как тебя решили одеть?

— Да так, ничего особенного. Костюмы скопированы у Мазаччо. У Карлотты есть один приятель, художник… Значит, наш красавец Орельен отверг тебя из-за Береники? Ума не приложу, где она может быть… Надеюсь, он хоть носит траур?

Роза переменила разговор. Пришлось ли помещение по вкусу мосье акционеру? Салоны, убранство, ковры, машинистки, массажист, парикмахерши…

— Если бы ты знал, как мы спешили! Была просто гонка какая-то, ты и вообразить себе не можешь. Но если бы мы не поспели к концу января — сезон бы пропал. Публика валом валит.

— И этого недостаточно, мадам, чтобы вас занять?

— Дудки! Я, дружок, верна тем, кто под рукой: жизнь коротка, и я люблю жизнь. Что ты намереваешься сегодня делать?

Эдмон ответил такой ужасающе-циничной фразой, что даже Роза и та покраснела. Однако под румянами это сошло незаметно.

— Если хочешь, — вздохнула она, — хотя, откровенно говоря, у меня иной план… Лучше завтра… А сегодня я хотела тебя попросить, чтобы ты нас, меня с Амберьо, подбросил в одно местечко. Ты на машине?

— Еще чего! Мадам и ее художник! Неужели ты воображаешь, что я вернулся в Париж, чтобы катать вас на автомобилях! Я за месяц накопил силы и вовсе не расположен гонять без толку.

— Вот дурак-то. Ты же не предупредил о приезде… А я обещала Бебе…

— Ну что ж, что обещала, откажи голубчику и дело с концом.

— Невозможно. Мы условились… Мне так давно хотелось… Словом, Бебе попросил у Клода Моне разрешения привезти меня…

— Клод Моне? Ты что? Белой кувшинкой себя вообразила?

— Не болтай глупостей. Амберьо — старинный приятель Моне, и он мне давно обещал… визита к Моне, да было бы тебе известно, не отменяют, а живет он за городом…

— Очень жаль. Но одна машина сейчас в распоряжении Бланшетты, а другая стоит в гараже на профилактике. Вообще, что за нелепейшая выдумка!

— Ну, как хочешь. Попрошу Лертилуа! Как-нибудь втиснемся в его автомобильчик!..

— Так вот, будь добра…

— Я буду добра завтра, когда ты… — Роза закончила фразу выразительным жестом в чисто унтер-офицерском стиле. Она сняла телефонную трубку, не обращая внимания на гневные протесты Эдмона.

— Алло! Ты? Спустись-ка сюда. Здесь Барбентан, он хочет с тобой поздороваться. — И, обернувшись к Эдмону, пояснила: — Муж!

Эдмон пробормотал что-то насчет того, что ему нет дела до этого рогоносца.

— Какое гадкое слово, — серьезно остановила его Роза. — Смотри, не накликай беды себе на голову.

— Просто невероятно! Жарко, почти как летом…

Через открытое окно, откуда была видна старая крыша из побуревшей черепицы, в более чем скромно обставленную комнату Поля врывались лучи утреннего солнца, и вместе с ними жужжа влетали молодые, до срока пробудившиеся от зимней спячки, осы.

В неопорожненном ведре — синеватая мыльная вода, кругом беспорядочно разбросанная одежда, полуоткрытый чемодан, откуда свисают вытащенные наудачу галстуки; все это как бы порхало вокруг одевавшегося наспех Поля, занятого только своим туалетом, и на все это критическим оком взирала Береника, сидевшая на неубранной постели.

— По-моему, тебе следовало бы побриться, — посоветовала она.

— Ты так думаешь?

Поль остановился у зеркала в рамке из белой сосны. Провел рукой по щекам и заметил:

— Вангу говорит, что если мужчина бреется каждое утро, значит, у него в семейной жизни что-то не ладится…

— Вангу говорит? Сам-то он бреется через день… Ты ни за что не успеешь одеться, а ведь скоро явятся твои товарищи.

— Ты думаешь? Вот незадача! Я ведь их не приглашал.

— Конечно, ты их не приглашал… Но так или иначе будет лучше, если ты их встретишь в приличном виде.

Воцарилось молчание.

— Я не уполномочивал Фредерика сообщать мой адрес.

— Не уполномочивал, но все-таки дал.

— Однако хоть один человек должен был знать, где мы живем, ведь верно? Чтобы пересылать письма… да мало ли что может случиться.

— Ах, если случится… Впрочем, это не так уж важно… Но тогда не удивляйся, что они воспользовались твоим адресом… Это вполне естественно.

— Ты сердишься, лапка?

Береника нахмурилась. Она не переносила, когда Поль называл ее «лапкой». Нет, вовсе она не сердится. Просто уйдет от завтрака, и все.

— Нет, скажи правду, ты не хочешь их видеть? Не хочешь видеть Менестреля?

— А зачем мне его видеть?

Поль десятки раз повторял, что он не настаивает на знакомстве Береники с Менестрелем. Он не желал идти на риск… В чем же, по правде говоря, был риск? В том, что Менестрель не понравится Беренике, или Береника не понравится Менестрелю? Она улыбнулась и промолчала. Ей было прекрасно известно, что Поль побаивался резкости суждений своего друга-деспота. Но так или иначе, прощай одиночество, прощай загородная пустыня.

— А сколько их приедет?

— Пятнадцать человек. В телеграмме сказано пятнадцать или шестнадцать. Я заказал Вангу завтрак на пятнадцать персон. Потому что, где завтракают пятнадцать, там и на шестнадцатого хватит…