Августин Вольнов - Егеренок

На опушке леса Сигач остановился.

— Кажись, пришли. Эх ты, сосны-то какие здоровенные, чай, лет по двести!.. Что дальше делать?

Ромка объяснил, что отец велел отыскивать деревья с дуплами и замечать, какие из них посещаются утками. Те и считать.

Простое на первый взгляд дело, да уж очень кропотливое и терпения требует много. Во-первых, не сразу отыщешь дерево с дуплом таким большим, чтобы утка-гоголь пролезла, — их ведь, таких деревьев, единицы. И во-вторых, сразу никак нельзя определить, жилое это дупло или нет: утка на яйцах сидит плотно, наружу не очень-то выглядывает, а птенцы тоже не высовываются и не пищат, как, например, у скворцов. Лишь неясные следы помета на краю дупла да несколько пушинок, прилипших к коре дерева, могут показать: в этом дупле гнездятся гоголи. Но такое это тонкое наблюдение, что лишь внимательному и острому глазу доступно.

На этот раз самой востроглазой оказалась Нюшка Мордовцева. Она только отошла к озеру, как уже закричала из кустов тальника:

— Ой, глядите, утка сидит!

Ромка и Сигач бросились к ней. В пойме подтопленного леса на голой осине, метрах в пяти-восьми над водой, из дупла выглядывала утка. Вот она неуклюже вылезла на край дупла и с кряканьем взвилась над кустарником. Ромка успел разглядеть, что у нее между глазами и клювом выделяется белое пятно, голова — вся черная, с зеленым отливом, а грудь и брюшко — как снег.

— Ой, улетела! — горестно воскликнула Дуся Струева.

— Что же, она тебя будет дожидаться? — съязвил Саня Мизинов. — Подняли крик на весь лес, охотни-ички, следопыты-ы!

— Стронули утку с гнезда, теперь яйца остынут. Остынут, Рома, или нет? — глаза у Нюшки от тревоги стали грустными.

Ромка с минуту подумал: пожалуй, это не утка, а селезень, утка, наверное, сидит на яйцах, а самец ей пищу приносил или хотел подменить на гнезде.

— А почему ты думаешь, что это селезень?

— А потому, что природа самок так не украшает. Видела, какая у него голова да шея? А грудь, а бока? Красавец! Самки такими не бывают. И вообще женский пол у природы не в почете.

— Ну уж, а куры-то какие красивые!

— А петухи?

Сигач прекратил спор: надо было выполнять задание.

— Ромка, карандаш и блокнот взял? Запиши, осина на северо-западном берегу, ствол голый, вершина сухая, первое гнездо…

Рассыпавшись по прибрежному лесу, ребятишки медленно пошли к северу, стараясь в чащу не углубляться, чтобы не терять из виду поблескивающую между стволов воду. Обитаемые дупла попадались чаще всего лишь на тех деревьях, которые стояли по пояс в воде или во время весеннего разлива были подтоплены паводком. Обойдя весь второй участок, зарегистрировали двадцать восемь гоголиных гнезд.

На северном берегу озера сосны встречались реже, зато потянулись непролазные заросли черемухи и ольхи. Некоторые деревья были такие высокие да толстые, что не уступили бы и дубам.

Подвигаясь низиной вдоль берега Сигачева озера, отряд постепенно стягивался к условленному месту — к огромной старой черемухе, где назначил встречу отец. Ромка приметил, что обитаемыми почти всегда оказывались те деревья, стволы которых были голые, без единого сучочка, так что добраться к дуплам без электромонтерских когтей, казалось, было почти немыслимо.

Но вот и раскидистая, выросшая не кустом, а деревом в два обхвата черемуха. Между ее ветвями тут и там видны были потемневшие от времени искусственные дуплянки. По мощным сучьям до каждой дуплянки можно было легко добраться. Кто же прибил их и с какой целью?

Отряд еще не подошел к черемухе, как над ней вдруг с паническим кряканьем взвилась одна утка, другая, третья… Утки набрали высоту, сделали круг в небе, снизились чуть не до земли и опять взмыли над лесом.

— Колька, видишь? Кто-то их спугнул!

Сигач махнул рукой, чтобы все остановились, шепнул:

— Ложись, слушай… Разговаривают… Кто-то идет сюда. Мигом в кусты и замри!

Голоса зазвучали громче, явственней, затрещали сучья. Кто-то за кустами свистнул, позвал: «Сюда, братва!»

Ромка вздрогнул: на поляну перед черемухой выскочил Левка Сафончик. В руках у него была толстая веревка. Он задрал голову, оглядел могучие сосны, черемуху, подумал, наморщив лоб, и решительно подошел к одной из сосен.

— Венька-а, давай сюда-а!

Прибежал Венька Арбузов. За ним из кустов вылезли еще трое пацанов из сафончиковой ватаги. У Веньки Арбузова была в руках корзинка, у долговязого парнишки, которого в селе прозвали Семимильным, веревка и длинная жердь.

Венька Арбузов подошел к Сафончику. Вдвоем они обмотали веревку вокруг ствола, Левка прикрутил к веревке жердь и полез на дерево.

Такого способа лазанья по деревьям Ромка в жизни не видел. Обхватив руками ствол сосны, Левка поджимал ноги, Венька Арбузов с помощью жерди передвигал веревочное кольцо выше по стволу, Сафончик босыми ногами становился на кольцо, перехватывал руками ствол над головой, подтягивался, снова поджимал ноги… Таким манером Левка скоро очутился на высоте метров в пятнадцать и добрался до дупла. Он запустил туда руку, пошарил, но вытащил лишь горсть перьев.

— Вот гадство, ничего нет!

Спустившись на землю, он отдышался, закурил. За ним закурили и его дружки. Они негромко о чем-то потолковали и, накурившись, подошли к старой черемухе.

— Теперь ты, Арбуз, и ты, Семимильный, полезайте. Здесь-то легко, чего не слазить.

Не успел Ромка и глазом моргнуть, как они очутились среди листвы. Венька отогнул ветку:

— Есть, есть! Ого-го-го-го-го, попалась птичка!

Венька вытащил из дуплянки за длинную шею бьющуюся утку.

— Давай ее сюда, на жареху пригодится! — скомандовал Сафончик. — Гляди теперь яйца, может, еще свежие.

Семимильный басом сообщил, что ему тоже попалось гнездо с уткой, только она щиплется, проклятая, чуть пальцы не отщипала.

Сафончик подхватил сброшенную Венькой утку, крикнул Семимильному:

— Отверни ей башку и вся любовь! Чего копаешься?

С черемухи сорвались еще две утки и с отчаянным кряканьем, похожим на стон, умчались к озеру.

От стыда за свою подлую трусость Ромка готов был заплакать. Но он переборол себя, бросился к Сафончику и неистово закричал:

— Гады-ы, парази-иты! Изувечу-у-у!

Ромка схватился за утку, дернул к себе. Сафончик держал добычу крепко. Рядом оказалась Нюшка.

— Попался теперь, вражина!

Венька Арбузов и Семимильный кубарем скатились с черемухи, встали возле Сафончика, как разъяренные коты. К Левке подбежали два его дружка — один конопатый, как подсолнух, рыжий, другой — выше его, с черноволосой головой и настороженным взглядом.